Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.
Шрифт:
С одним из таких людей, взирающих на князя как на единственного покровителя, мы знакомимся по его собственной челобитной, писанной затейливым языком, но с большим мастерством и эрудицией. Это — Даниил Заточник [ «Псевдо-Даниил». Около 1230 г.], написавший письмо- прошение переяславскому князю Ярославу Всеволодичу в XIII в. Он происходит из холопов, но блестяще образован, начитан и, по его собственным словам, не столько храбр на рати, сколько умен, «крепок в замыслах». Он проклинает богатых бояр и просит князя принять его к себе на службу:
«Княже мой, господине! Яко же дуб крепится множеством корения, тако и град нашь твоею державою… Кораблю глава кормник, а ты, княже, людем своим…
Весна украшает землю цветы, а ты нас, княже, украшавши милостию своею…
Лучше бы ми вода пити в дому твоем, нежели мед
Умный, но бедный, образованный, но безродный, молодой, но непригодный к военной службе, которая сразу открыла бы перед ним широкую дорогу, он хочет найти свое место в жизни поблизости от князя. Он не собирается разбогатеть женитьбой на богатой невесте, не хочет и в монастырь идти, не надеется на помощь друзей; все его мысли направлены к князю, который не копит сокровища, а раздает свою «милость» не только домочадцам, но и «от инех стран… притекающая» к нему.
Этот «Даниил» является выразителем интересов того возраставшего на протяжении XII в. слоя служилых людей, которые в большинстве своем шли, конечно, в войско, в «молодшую дружину» князя, но в виде исключения просились и на службу, требующую прежде всего «мудрости». Антибоярские настроения этих людей позволяли княжеской власти опираться на них в своей борьбе с гордым и независимым боярством.
При Всеволоде Большое Гнездо Владимирское княжество усилилось, разрослось, внутренне укрепилось благодаря поддержке городов и дворянства и стало одним из крупных феодальных государств в Европе, широко известным и за пределами Руси. Всеволод мог влиять на политику Новгорода, получил богатый удел на Киевщине, вмешивался иногда в южнорусские дела, но без тех грандиозных затрат, которые приходилось делать его брату Андрею. Всеволод почти полновластно распоряжался рязанскими княжествами; там княжили шесть братьев Глебовичей, постоянно враждовавших друг с другом. В «Слове о полку Игореве» сказано о Всеволоде: «Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти, удалыми сыны Глебовы», т. е. он может бросить «удалых сынов Глебовых», как зажигательные снаряды с греческим огнем. Здесь имелся в виду победоносный поход 1183 г. на Волжскую Болгарию, в котором, но приказу Всеволода, участвовали четверо Глебовичей. В 1185 г. они вышли из повиновения, но об этом автор «Слова» еще не знал, когда писал эту часть своей поэмы. Владимирское княжество было связано и с Переяславско-Русским княжеством. Всеволод здесь сажал на княжение своих сыновей.
План Старой Рязани (столицы Рязанского княжества в XII–XIII вв.). По В. А. Городцову
Всеволод умер в 1212 г. В последний год его жизни возник конфликт по поводу престолонаследия: великий князь хотел оставить княжество по-прежнему под главенством г. Владимира, новой столицы, а его старший сын Константин, ученый книжник и друг ростовских бояр, хотел вернуться к старым временам первенства Ростова.
Тогда Всеволод созвал нечто вроде земского собора: «Князь великий Всеволод созва всех бояр своих с городов и с волостей и епископа Иоана, и игумены, и попы, и купцы, и дворяны, и вси люди». Этот съезд представителей присягнул второму сыну, Юрию. Однако вокняжиться после смерти отца ему удалось только в 1218 г. Юрий Всеволодич погиб в 1238 г. в битве с татарами на р. Сити.
В начале XII в. Владимиро-Суздальская Русь раздробилась на несколько уделов между многочисленными сыновьями Всеволода Большое Гнездо.
Владимиро-Суздальское княжество, ядро будущего Московского государства XV в., — яркая страница русской истории, и не случайны те торжественные строки, которые посвящены ему в «Слове о полку Игореве».
Многогранная культура Северо-Восточной Руси вполне созвучна этой замечательной поэме: белокаменное зодчество, проникнутая своеобразной средневековой философией скульптура, летописи, полемическая литература, живопись и «узорочье» золотых и серебряных дел мастеров, народные былины о местных и общерусских богатырях.
Интереснейшим отражением общерусской культуры X–XII вв. является владимирский летописный свод 1205/6 г., созданный, возможно, при участии старшего сына Всеволода — Константина Мудрого, о котором современники говорили, что он «великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам… многие дела древних князей собрал и сам писал, також
Подлинник свода не дошел до нас, но сохранилась его копия, выполненная в XV в. в Смоленске и впервые введенная в научный оборот Петром Великим («Радзивилловская» или «Кенигсбергская» летопись). В своде представлены «дела древних князей» от Кия до Всеволода Большое Гнездо.
552
Татищев В. И. История Российская. М.; Л., 1964, т. III, с. 206.
Драгоценной особенностью Радзивилловской летописи является наличие 618 красочных миниатюр, удачно названных «окнами в исчезнувший мир».
А. А. Шахматовым и А. В. Арциховским установлено, что рисунки, как и текст, повторяют оригинал — свод 1205/6 г. Дальнейший анализ позволил определить, что и составители владимирского свода не были первыми авторами и художниками — в их распоряжении имелась целая библиотека иллюстрированных («лицевых») летописей, включавших и свод 997 г., и свод Никона 1073/76 г., и «Повесть временных лет» Нестора, и киевское летописание эпохи Мономаха и его сыновей, и разное летописание второй половины XII в. В руках владимирских сводчиков были даже такие лицевые летописи, из которых они брали рисунков больше, чем текста. Так мы можем судить о том, что киевская летопись Петра Бориславича была иллюстрированной, так как в Радзивилловской есть миниатюры, изображающие события, описание которых в тексте этой летописи отсутствует и имеется только в киевском своде 1198 г. (Ипатьевская летопись): совещание Изяслава Мстиславича с венгерским королем, посольство боярина Петра Бориславича к Владимиру Галицкому (1152 г.) и др. Нигде в тексте Радзивилловской летописи не говорится об участии княгини в убийстве Андрея Боголюбского, а на рисунке мы видим, помимо бояр-убийц, княгиню, несущую отрубленную руку своего мужа. Другие источники подтверждают участие княгини в заговоре.
Миниатюры Радзивилловской летописи. Наверху — рисунок, восходящий к летописному своду 997 г. Осада Белгорода. Изображены корчаги X в. Внизу — погребение Владимира І 1015 г. Изображена Десятинная церковь, разрушенная Батыем в 1240 г.
Наличие иллюстрации в своде 997 г. доказывается формой мечей, характерной для середины X в., и формой корчаг тоже X в., сохраненной при всех перерисовках.
Большой интерес представляют зарисовки первоначального вида древней архитектуры Киева, Переяславля, Владимира. Десятинная церковь в Киеве (996 г.) была разрушена Батыем в 1240 г. и копиистам XV в. была неизвестна, а на миниатюре она изображена такой, какой ее удалось восстановить только по результатам раскопок XX в.
Исходные иллюстративные материалы свода 1205/6 г., относящиеся к разным летописям XI и XII вв., вводят нас в область литературно-политической борьбы того времени, может быть, даже в большей степени, чем летописный текст, так как отбор сюжетов для иллюстрирования особенно рельефно выражал субъективную тенденцию иллюстратора. В миниатюрах Никона Тмутараканского (1073—76 гг.) четко прослеживается симпатия к Мстиславу Тмутараканскому и враждебность к Ярославу Мудрому и его старшему сыну Изяславу. Художник же, рисовавший миниатюры к летописанию Изяслава, проявил неслыханную дерзость — он отомстил Никону, изобразив его в виде осла (!) на игуменском месте в церкви.
Редакторская обработка труда Нестора князем Мстиславом сказалась в обильном иллюстрировании всех (даже мелких) эпизодов из раннего периода жизни самого Мстислава. Любопытную особенность художественной школы эпохи Мономаха и Мстислава представляют иронические пририсовки на полях: змея (победа над половцами), собака (свары князей), кот и мышь (удачный поход 1127 г.), обезьяна (испуганные торки), лев, которого бьют дубиной (поражение Юрия Долгорукого, имевшего в гербе льва), и т. п. Одна из таких пририсовок представляет особый интерес: когда в 1136 г. черниговские Ольговичи начали одну из тех кровавых усобиц, по поводу которых говорили тогда — «почто сами с я губим?», художник-киевлянин пририсовал на полях глубоко символичную фигуру воина-самоубийцы, вонзающего кинжал себе в грудь. Это был как бы эпиграф к повествованию о распаде Киевской Руси.