Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки
Шрифт:
Возобновить рутинную жизнь – было лучшим способом, чтобы прийти в себя. Дети хорошо выглядели, были увлечены учебой. У Алисы появилось много друзей, София стала гораздо спокойнее, чем раньше. Глядя на них, я не могла сдержать эмоций и удивлялась: как я, всегда такая серьезная, всегда в плохом настроении, могла быть матерью двух таких милых, очаровательных, нежных и светящихся существ, как мои дочурки?
Вернуться к работе было и приятно, и необходимо в одно и то же время, к тому же для неудовольствия от ожидающего меня количества работы просто не было места в моей душе.
После моих дочурок, человеком, который доставлял мне удовольствие, была Алейшу. Забавно было снова присутствовать
Казалось бы, все стало на свои места. Но вот я снова, случайно (по несчастливой случайности), встретила Бету в магазине компакт-дисков. Мы договорились встретиться поговорить после моего возвращения из путешествия, предположительно для того, чтобы «определить» наши и так очевидно определенные отношения (мы были не вместе, и никогда вместе не будем, и самым разумным было бы принять это положение вещей вместо того, чтобы пытаться что-то воссоздать). Я была в обиде на него, потому что он не искал встречи со мной, хотя обещал встретиться.
Я молча прошла за ним несколько шагов, прежде чем его поприветствовать, – лишь для того, чтобы почувствовать его запах. Этот запах делал меня такой счастливой два года тому назад, когда мы познакомились и провели первую ночь вместе. Сейчас я втягивала ноздрями его запах с ненавистью и тоской по нему. Как он мог не любить меня? Я очень сомневалась, что однажды он встретит женщину, более обворожительную, чем я. Но я ничего не делала для того, чтобы он полюбил меня. Потому что любовь приходит, когда сама хочет прийти.
Я стала шептать ему на ухо, а он ужасно испугался. Улыбнулся в удивлении и замешательстве. Видно было, что он не желал подобной встречи. В его мало вдохновленном «привет» можно было прочитать следующее: «Я сам знаю, что я тебя не разыскивал, хотя и обещал, и, пожалуйста, не надо меня уничтожать за это».
Самым запоминающимся был его «привет» с робким поцелуем в щеку. Мы поговорили как два чужих человека, он был не в состоянии формулировать значимые фразы, и наш разлад был очевидным. Весь тот день я ненавидела его – не за то, что он не любил меня, не за то, что не захотел остаться со мной, а за то, что он вызвал у меня такие благородные чувства к себе, так мало это заслуживающему. Потом мы попрощались с пугающим безразличием. Я вернулась домой, чувствуя себя самой некомпетентной в межполовых отношениях женщиной на земле.
Флирт с парнем из трамвая в Санта-Терезе превратился в приятную виртуальную переписку. Мы писали друг другу глупости с откровенностью, свойственной обычно близким людям, и эти неожиданные письма внесли яркость в ежедневную рутину на работе.
Звали его Аролдо, и он был журналистом, как и я, только в сотню раз более опытным. Он опубликовал целую книгу заметок, которую я тут же купила, жаждая получить больше информации о забавном мужчине, с которым познакомилась в отпуске. Помимо писательского таланта, он еще обладал легкостью в общении (характеристика, которая меня очаровывала), и в своих заметках представал настоящим негодяем. Он не был ни торговцем наркотиками, ни бандитом, а был жителем Рио, красивым и сильным мужиком, старше меня и чрезвычайно горячим. Он очень походил на того провинциального мужчину, о котором я мечтала с того похода в кино. Я написала ему письмо (которое после опубликовала в журнале), и, после неуютного молчания, он прислал вот что:
Девушка и трамвайчик
От Аролдо
Она хотела найти пластырь. Он искал успокоения.
Она нашла пластырь. Он ушел заинтригованный.
Но трамвайчик продолжает свой путь.
У кого тощая попа, тот страдает от ударов о твердую деревянную лавку.
У нее достаточно худая попа. Следовательно, ее попа страдает в этом трамвайчике.
Похоже, она этого не заметила. Она сидела, когда я с ней заговорил.
Конечно, это был пустой разговор во время тяжелой поездки.
У меня были срочные дела. У нее оставался лишь один день.
Простая одежда. Голубая или красная? Не помню.
Греческий профиль. А может, римский? Ну, что-то в этом роде.
Тонкая талия. Грудь? Я не обратил внимания. Широкие бедра. У нее дети.
Взгляд видавшей виды.
А трамвайчик продолжает свою жизнь. Всегда по одним и тем же изогнутым линиям.
На одном из поворотов я заметил ее белые ноги. Худые. Длинные. Развратные. Скрывающие тайные желания.
Трамвайчик – открытое пространство, в котором нас изучают тысячи глаз. А если бы мы были в автобусе и совершали длительное путешествие?
Ах, эти ноги, светлые и развратные...
Как ему не хотелось быть провинциальным грубым мужчиной. Он будет долго ждать. Он не мог поверить. Он будет сомневаться в своих собственных силах. Грубиян. Как мне не подходит открытое пространство... трамвайчика. Это священный трамвайчик, трамвайчик святой Терезы...
Он не останется с ней. Но, после их прощания, в его глазах останется грусть от упущенной возможности. Эти развратные ноги...
Его письмо увеличило мое раздражение при воспоминании об отпуске в Рио. У меня было одно желание: вылететь первым же самолетом в Рио и позволить ему впиться зубами в каждый сантиметр моих ног. Он немного оскорбил меня репликой о попке, потому что именно этой частью тела я так гордилась. Но тогда я сообразила, что, наверное, он привык к горячим кариокским теткам, а рядом с ними я и вправду была беззадой и белой. Аролдо стал с тех пор объектом моего желания, и от виртуальной переписки мы перешли на мало приличные телефонные разговоры поздней ночью. До тех пор, пока не пришла менструация, и я вновь не захотела мужской силы.
Я присутствовала на фотосессии моего издательства на тему «Хорошая жизнь» (имеющую отношение к гастрономии, напиткам, сигарам, бытовым приборам и т. п.). Она проходила в магазинчике за квартал от дома Бету. Возбуждение росло с каждой сигарой, которую я фотографировала, и поскольку мы закончили уже после обеда, я решила, что в редакцию не вернусь. Я спустилась на один квартал прямо к дому своего мулата, предупредив по мобильному, что зайду.
Он был ошарашен неожиданным приходом, но казался довольным. На мне были джинсы и белая рубашка, пересеченная подтяжками, которые крепились на поясе, и которые на голом теле производили сенсационный эффект. Пока я шла на встречу, я решила, что от меня не откажутся, а я покончу со своей острой сексуальной потребностью, которая мучила меня с самого дня рождения. Я была нежной и ласковой еще на пороге, чтобы не осталось сомнений в том, для чего я пришла в этот дом.