Киллер
Шрифт:
— У подруги, — старалась не терять самообладания, хоть сердце и колотилось, как у воробья.
— Не ври мне, дочь. Ты позоришь своего отца. Снюхалась с каким-то бродяжным псом! — он смахнул со стола сервировочную посуду на пол. Та с грохотом разлетелась на мелкие кусочки и я вздрогнула от резкого звука, зажмурив глаза. Отец в ярости. Откуда он мог узнать… Я ведь нигде не прокололась.
— Отец, о чем ты? Я была у подруги. У Сони. Ты можешь позвонить и спросить у неё.
— Я только что оттуда, моя дорогая.
— Возможно,
Он рухнул на стул, устало потирая переносицу.
— Раз ты была у подруги, значит ты до сих пор невинна, так? И не раздвигала ноги перед блохастыми дворнягами!
Мне хотелось встать и уйти. Хотелось вылить в защиту Глеба целую тираду, но я плотно стиснула челюсти, прожигая отца ненавидящим взглядом. Тиран и деспот. Сжил со свету мать и взялся за меня!
— Разумеется, — процедила сквозь зубы.
— Прекрасно, мы сейчас же поедем к врачу, чтобы это подтвердить.
Что за бред происходит?! Мне двадцать лет! Может в монастырь меня ещё отдашь?!
Его глаза злобно сузились и я поняла, что сказала это вслух.
— Потаскуха, — выплюнул мне оскорбление в лицо.
Горло сдавило колючей проволокой, а на глаза накатили слёзы. Каким бы он ни был, но он мой отец. И его слова ранят меня в самое сердце. «Только б не расплакаться перед ним. Только б не расплакаться» — безустанно твердила себе.
— Телефон оставь здесь и марш к себе в комнату. Чтобы не видел тебя и не слышал сегодня.
Кинула на стол сотовый.
— Мама покончила с собой из-за тебя. Это ты ее довёл! — слетели с языка те слова, что давно вились на его кончике, просясь на волю.
Отец в один миг подлетел ко мне и с размаху ударил звонкой пощёчиной. Я не устояла на ногах, рухнув на пол. Голова закружилась от сотрясения, щека пылала огнём. Больно, черт возьми.
— Пошла отсюда, пока я тебя не придушил, — отстранённо-холодно процедил, смотря сквозь меня.
Молча поднялась, давясь слезами от унижения, боли, обиды. Но он их не увидит. Женские слёзы отца раздражили ещё сильнее, это я по детству хорошо усвоила. Да и не хотелось обнажить перед ним свою слабость.
Лишь хлопнув и заперев дверь в комнату тихо разрыдалась. Я не могу так больше жить… Достала из сумочки рисунок Глеба и прижала к груди, свернувшись калачиком на кровати. Будто этот клочок бумаги подорожник, а я маленькая девочка, что стесала коленку, упав с велосипеда. Слёзы беззвучной соленой рекой текли по лицу, впитываясь в подушку. Я ненавидела своего отца. За упрямство, чёрствость, чванливость и бессердечность. За привычку управлять чужими жизнями, применяя, порой, не самые благородные методы и средства.
Ненавидела и винила.
Совершенно опустошённой уснула и проснулась точно в таком же состоянии. Как будто продырявленная насквозь и облитая помоями. Веки опухли от пролитых слез и, в целом, вид жалкий, раздавленный.
Мой ноутбук из комнаты вынесли ещё до возвращения хозяйки, лишая хоть какой-то возможности связаться с Глебом. Я боялась, что отец посадит меня на замок, упечёт в эту коробку и будет выпускать на пять минут по праздникам. Но пока такого разговора не было, потому я плеснула ледяной водой в лицо, пытаясь избавить веки от отёка. Мне нужно в институт. Там встречусь с Глебом и мы решим что делать, он не бросит меня. Не бросит ведь?
Наспех собралась и минуя столовую направилась к выходу. До свободы пара шажков, но отцовский баритон приколачивает меня к полу:
— У тебя новый телохранитель. Он ждёт тебя в машине. Отвезёт до института и обратно.
— А что с Витей? — спросила, унимая дрожь в слабом голосе.
— Он уволен.
Черт!
Отец начал закручивать, разболтавшиеся гайки на дверце моей клетки.
Новый охранник ещё больше Вити. Безэмоциональный и, похоже, глухо-немой. Не реагирует на мой дружелюбный тон, не отвечает и не смотрит в мою сторону, словно я невидимка. С этим куском бетона сладу не будет.
До института доехала, как на иголках. «Это» довело меня до двери и прошло бы дальше, если бы ни бравый охранник на пропускном пункте. Пропуска нет? Давай, до свидания. Пикнула пластиковой картой и быстро прошмыгнула к лифтам.
Мне нужен телефон.
Соня вилась у парты симпатичных, по ее мнению, одногруппников, кокетливо накручивая локон на палец. Я влетела в аудиторию с горящими глазами так, будто за мной гонится свора голодных собак. Мне казалось, что я опоздала. Что отец на шаг впереди и вот-вот перекроет мне доступ к кислороду.
— Соня! Дай позвонить, — без прелюдий сразу к делу.
— Что-то выглядишь ты…, - она подбирала подходящее слово, осматривая меня с ног до головы, — убого.
Парни посмеялись и она кинула на них быстрый взгляд, подбадриваемая их реакцией.
— Телефон! — протянула раскрытую ладонь, требуя мобильник. Плевать на неё, на ржущих парней, да на все плевать. Она нехотя вынула из кармана сотовый и уложила в мою ладонь. Ее поведение меня смутило, но разберусь с этим позже.
Вышла из аудитории, набирая номер Глеба.
— Да? — отстранённо раздалось с той стороны, на фоне мужских голосов и побрякивания металла.
— Глеб, это я, Ника, — нервно расхаживала по коридору туда-сюда.
— Ника? Что с твоим телефоном? Я звонил тебе раз сто, наверное.
— Отец узнал про нас. Он забрал телефон, уволил Витю и планирует посадить меня под домашний арест, — быстро заговорила надломленным голосом.
— Ника, успокойся. Не нервничай. Я приеду через час и мы все решим, идёт? Встретимся на нашем месте.
— Да, — закивала, чувствуя хоть и не большое, но все же облегчение. — До встречи.