Киммерийское лето
Шрифт:
Да, а родитель-то у нее… Что угодно, говорит, вплоть до умыкания. Полный карт-бланш. Но откуда у таких родителей такая дочь? Загадки наследственности. Умыкайте, говорит, доучиваться может в Питере. Ай да папа.
Внизу, у дежурного администратора, все сошло благополучно. Дождавшись, пока у окошка кончит ругаться получивший отказ, Игнатьев небрежно назвал номер комнаты и сказал, что хочет уплатить еще за трое суток.
— Семь рублей пятьдесят копеек, — громко сказала дежурная, переслаивая копирками квитанционную книжку, и спросила вполголоса: — Листок
— Все в порядке, — сказал Игнатьев.
— Отдайте дежурной по этажу вместе с этой квитанцией…
Через десять минут, выйдя из гостиницы и не успев еще пересечь площадь, он увидел Нику.
Он узнал ее не сразу, и вообще не узнал бы, вероятно, если бы она не оглянулась. Он шел через разбитый посреди площади чахлый молодой скверик, а перед ним молодая женщина вела за ручку ребенка лет четырех. Женщина была в коричневой дубленой курточке с поднятым капюшоном, в коротких сапожках и узких черных брюках, и он обратил на нее внимание только потому, что походка ее и вся манера держаться показались вдруг ему странно знакомыми. В сущности, только присутствие ребенка создавало своеобразный психологический барьер, помешавший Игнатьеву сразу узнать эту походку.
Они были шагах в двадцати перед ним, когда ребенок закапризничал, стал упираться и, выдернув ручонку, остался стоять посреди дорожки. Мать прошла немного вперед, потом оглянулась и, собравшись было позвать своего взбунтовавшегося отпрыска, увидела почти поравнявшегося с ним Игнатьева.
Тот, увидев ее, остолбенел и тоже остановился. Впрочем, он тут же опомнился и понял, что все это не игра воображения и что в самой встрече нет ничего сверхъестественного, если эта самая улица совсем рядом. Правда, младенец оставался загадкой, но сейчас ему было не до младенцев. Не отрывая глаз от испуганного; с приоткрытым ртом лица Ники, он поднял руку и с какой-то безобразной игривостью помахал перчаткой.
— Алло, — сказал он ненатуральным голосом. — Ты совсем как жена Лота… неужели я так уж страшен?
Он подошел к ней вплотную и взял за руки.
— Ну, здравствуй, — сказал он тихо и добавил еще тише: — Любимая!
— Здравствуй, — едва шевельнув губами, шепнула Ника. — Как ты… здесь очутился?
— Очень просто, сел в самолет и прилетел.
— Зачем ты это сделал?
— Вот так вопрос! А что я должен был делать?
Она помолчала, закусив губу.
— Если бы я хотела, чтоб ты был здесь, я написала бы тебе об этом…
— Иными словами, ты хочешь, чтобы меня здесь не было?
Ника ничего не ответила. Забытый в стороне ребенок вдруг оглушительно заревел и, когда Ника кинулась к нему, объявил, что хочет пипи.
— Господи, — растерянно сказала Ника, — если бы я знала, как это делается… я сегодня первый раз вышла с ним погулять, обычно он в садике…
— Это твой племянник?
— Племянник… Но что мне теперь с ним делать?
— А ты его посади, — подумав, сказал Игнатьев. — Их как-то держат на руках, я видел…
— Да, но На нем столько накутано… Ты думаешь, он не простудится?
— Вряд
Они присели около племянника на корточки и начали, мешая друг другу, возиться с его одежками.
— Действительно, ничего не понять, — озабоченно сказал Игнатьев.
— Это его соседка одевала, она всегда так кутает…
— Тетя Ника, а мне узе не нузно, — важно объявил вдруг племянник. — Я узе в станы наделал.
— Ну, Петька! — огорченно ахнула Ника, удостоверившись в том, что так оно и есть. — Ну поросенок же ты, как теперь будешь гулять с мокрыми штанами? Теперь пойдем в садик, ничего не поделаешь, пусть там тебя переодевают… Дима, я тогда отведу его сейчас, ты меня подожди.
— Это далеко?
— Нет, ты жди здесь, это близко, я скоро вернусь…
Ника взяла оскандалившегося Петьку за руку и ушла не оглядываясь. Игнатьев посмотрел на часы, прошелся по всем дорожкам скверика, потом обошел площадь вокруг, рассеянно поглядывая на витрины. Ника появилась через двадцать пять минут, сдержанная и какая-то отчужденная.
— Ты давно завтракала? — спросил Игнатьев.
— Давно, но есть я не хочу.
— Тогда мы пообедаем часа в два, если не возражаешь. А сейчас, я думаю, нам нужно просто сесть и поговорить.
— Хорошо, — безучастно согласилась Ника. — Где, здесь?
— Нет, здесь ты простудишься, пойдем ко мне в гостиницу.
— Ты думаешь, это прилично? Ах, впрочем, не все ли равно. Хорошо, идем к тебе. Ты остановился в «Дружбе»? Тебе повезло, я тоже хотела снять здесь номер, но мне сказали, что мест нет и не будет…
— Сейчас ты у брата?
— Да… они очень милые, но я их стесняю — одна комнатка, это не очень-то удобно…
— Слушай, а ведь здесь совсем зима.
— Сейчас еще ничего, — сказала Ника. — Когда я приехала, было холоднее…
Войдя в холл, где за эти полчаса стало еще более людно, Ника приостановилась и робко глянула на Игнатьева.
— Вдруг меня не пустят? — шепнула она. — Я слышала, в гостиницы посторонних не пускают…
— Только после определенного часа. — Игнатьев улыбнулся. — Ты видела «Твой современник»?
— Нет, мне кто-то из ребят говорил, что скучища.
— Вздор, отличный фильм…
— А что?
— Да нет, просто вспомнилось… там забавный разговор на эту тему. Ну, смелей…
Войдя в номер, Ника нерешительно огляделась.
— С тобой здесь еще кто-нибудь?
— Нет, к счастью. Просто это двухместный номер, считается «люкс»… хотя без ванной почему-то. Ну, раздевайся, снимай свои меха, здесь жарко. Ты знаешь, я ведь не узнал тебя, хотя шел за тобой в двадцати шагах. Пока ты не оглянулась.
— Просто ты никогда не видел меня в этом…
— Ну да, в Крыму ты была одета несколько легче, — улыбнулся он. — Загар сошел?
— Почти. В Москве, когда мы вернулись, мне ужасно не хотелось купаться, боялась стереть загар… Ох, ты сегодня такой нарядный — я ведь тебя тоже никогда не видела иначе как в джинсах и ковбойке… А вот у тебя загар не сошел…