Шрифт:
«В большей части европейских культур высокий уровень детской смертности находил свое отражение в образе Похитителя Детей – персонификации, прообразом для которой часто служили дискредитированные христианскими учениями языческие божества и духи. Черная Аннис, Зеленозубая Дженни, Колодезная Пег, Баба-Яга и Грюла – разные имена одного и того же мифа, главной задачей которого являлось освобождение родителей от ответственности за гибель собственных чад. Также Похититель Детей как символ имел поучительную и показательную
Исследование тенденций мифотворчества в Средние Века. О. Цвитанович.
***
– Это не мой сын! Это не мой сын, мрази! Где мой мальчик?
Игорь Мальцев сидел на холодной металлической скамейке, зажимая уши руками, но безумный, отчаянный крик прорывался сквозь ненадёжную преграду; наполнял мозг дребезжащим раздражением. Наконец, следователь не выдержал и взорвался, прикрикнул на стоящего в дверях с глупым видом опера.
– Чего застыл, сержант? Глаза протри, не видишь, у неё истерика?
– Так опознание…
– В жопу опознание, в следующий раз теперь! Выведи её из морга нахер! – от звука собственного голоса череп грозил расколоться надвое, явив и младшему сержанту, и рыдающей женщине в пальто, надетом на ночнушку, содержимое черепной коробки Мальцева.
Рослый опер поспешил выпроводить продолжавшую стенать бабу из морга. Та несколько раз пыталась вырваться, толкала стража закона под локоть, но всё же медленно приближалась к выходу.
Убедившись, что источник шума исчез за дверью, следователь направился в секционную.
– Ну что, Григорий Ефимович, начнём?
– Не напоминай, самому тошно, – пожилой судмедэксперт затушил окурок в кювете и вернул маску с подбородка на лицо.
На хирургическом столе лежало, скрючившись, маленькое тельце. Когда Мальцев в первый раз увидел трупик, ему сразу вспомнились передачи по «Рен-ТВ» о Розуэлльском вскрытии и Кыштымском Карлике. Не получалось поверить, что это иссушённое, покрытое потрескавшейся кожей создание с огромной головой когда-то было веселым мальчишкой с фотографий из ориентировок.
– Где же вы его откопали?
– Не поверите, – ответил Игорь, глядя перед собой в пустоту; перед глазами висела скорчившаяся тень в световом коробе, – Люди ходили, по сотне человек мимо – никто ничего не видел. Тень и тень, подумаешь. А его, оказывается, прямо под афишу запихали, на автобусной остановке, рядом с Тимерязевской.
Григорий Ефимович только покачал головой, стараясь не вникать – кто знает, когда Бездна захочет заглянуть в тебя. Мальцев же отстранённо следил за движениями скальпеля, даже не воспринимая существо на столе как человека. Это было похоже на куклу, на мумию, на что угодно, но не на шестилетнего ребенка. Впечатление нереальности происходящего только усиливалось тем, что от трупа невыносимо несло смесью запахов дерьма и карамели, словно из циркового шатра.
– Предполагаемая причина смерти – обезвоживание, двое суток, не больше. Трещины на коже и губах, глазные яблоки неэластичны, – сухо констатировал медик. Раздался визг трепана, и анамнез «пациента» вскоре был дополнен, – Объём спинномозговой жидкости ниже нормы, типичное для патогенеза вклинение ствола головного мозга.
– То есть, его чем-то накачали и посадили в короб умирать от жажды, так?
– Боюсь, не только, молодой человек. Ребенка явно… пытали. Можно наблюдать многочисленные разрывы на стенке прямой кишки и повреждения внутренних органов, в том числе перфорацию желудка. Надорвана уретра.
– Это… результаты изнасилования? – Игорьа затошнило.
– Не думаю. Полагаю, травмы нанесены чем-то вроде колючей проволоки, – ответил Григорий Ефимович, продолжая копаться в трупике. Зазвонил мобильник.
– Простите, я отойду! – обычно звонок жены вызывал у Мальцева раздражение, но на этот раз он был рад покинуть секционную, где патологоанатом совершал одно омерзительно открытие за другим. Уже в коридоре, нажав на кнопку приема вызова, Игорь прислонил трубку к уху.
– Чего тебе?
– Когда ты приедешь домой? Четвёртые сутки не появляешься, я одна с ребёнком сижу, как брошенка какая-то! – раздался ему в ответ истеричный визг, тут же сменившийся ласковыми увещеваниями, – Котик, приезжай уже домой, мне без тебя тоскливо. Два дня ведь не виделись, Кирюша скоро забудет, как ты выглядишь, да и я соскучилась, – в последние слова Алина подпустила томного намека.
– Серию закрою и приеду! – вяло ответил старлей, разглядывая ржавый щиток с надписью «Не курить!»
– А когда ты её закроешь? – с надеждой спросила жена.
– Ну, маньяка поймаю и закрою. Два месяца ищем почти – глядишь, к вечеру найду, – безразлично издевался Игорь. Он не спал больше суток, и разговор с супругой казался ему какой-то странной игрой, без правил и условий победы.
– Иди в жопу, Мальцев! На часы посмотри – уже семь! Мне ужин на тебя готовить? – вновь сменила Алина грубость на заботу.
– Ага. Котлетки сделай, как ты умеешь, и драники, – размечтался следователь. Последний раз он ел утром – сгрыз пачку «Юбилейного», найденную у помощницы на рабочем столе.
– Хорошо. Только позвони, когда выедешь, чтобы не остыли.
– Давай. Пока.
– Пг’ивет, пап! – раздался из трубки голос сына, – Ты когда пг’иедешь?
– Скоро, Кирюш, – сердце следователя кольнуло жгучее чувство вины, и он поторопился нажать на кнопку отбоя.
***
Домой Мальцев не собирался. Чудовищный недосып наполнял голову тяжелым металлическим гулом, но старлей упрямо гнал старенькую иномарку к Останкинскому межрайонному управлению следственного отдела. Зайдя в кабинет, он сбросил китель на спинку кресла и страдальчески посмотрел на Вику – молоденькую рыжую помощницу, сидевшую напротив. Та сосредоточенно сшивала стопки бумаги грубой льняной нитью. Подняв голову, она с сочувствием взглянула на следователя.