Кинг
Шрифт:
Мы сели на пристань, свесив ноги через край. По воде стелился туман. Свет полной луны отбрасывал наши тени на блестящую, словно стекло, поверхность залива, делая ее похожей на черный лед.
Кинг держал мою руку в своей и, когда я попыталась выдернуть ее, усилил свою хватку.
— Кинг, — начала я.
— Брэнтли, — поправил он. — Называй меня по имени.
— Брэнтли, — произнесла я, пробуя его имя.
— Я ненавидел его, пока рос, но, к добру это или нет, мое имя — единственная вещь, которая осталась у меня от матери. Лишь Грейс использует его, — Кинг сделал паузу. — Мне нравится,
Серьёзный тон и мягкий взгляд Кинга заставили меня задуматься, к чему он клонил, но потом до меня дошло.
Он впускал меня в свою жизнь.
— Ладно, Брэнтли, что еще у тебя есть? — я слегка ткнула его в плечо.
Он набрал полные легкие воздуха:
— Ты знаешь о Макс?
Я кивнула. Девочка с фото, которую мы ездили повидать.
— Твоя сестра.
— Щенячьи глазки, Макс не моя сестра, — признался Кинг.
— Тогда кто она тебе? — спросила я.
Если она не была членом его семьи, почему он был так заинтересован в ней?
— Она — моя дочь.
«Твою. Мать».
— Твоя дочь? — уточнила я, и мое горло сжалось.
— Да, Макс — моя дочь. Она является настоящей причиной, по которой я попал в тюрьму, и только Преппи и Медведь знают о ней правду, — он сжал мою руку сильнее. Глядя на воду, Кинг, казалось, проигрывал в своей памяти воспоминания о Макс. — Ты хочешь знать историю? Потому что ты спрашивала меня, хотел ли я отпустить тебя или впустить, и я хочу тебя впустить в свою жизнь. Хочу, чтобы ты была рядом, но мне тяжело рассказывать все это. Я никогда этого не делал. Единственные люди, знающие об этом, находятся здесь.
— Я хочу знать.
— Ты в курсе, почему я попал в тюрьму?
— Из-за своей матери.
— Ага, — согласился он. — Я не извиняюсь за вещи, которые мне нужно было сделать для сохранения бизнеса. Мы с Преппи переживали дерьмо с самого детства, занимаясь всем, чем могли, чтобы извлечь из этого выгоду; большинство дел оказывалось далеко вне закона, но мы выполняли их. Это дерьмо было неплохим весьма длительное время. Но моя злость постепенно съедала меня, и чаще всего я был тем, кого время от времени отправляли за решетку, обычно лишь на сутки. Иногда на тридцать или шестьдесят дней, зависело от обвинения. Другие участники игры, которую мы вели, знали правила. Также они знали, что, когда выходили за рамки, кое-что происходило. Кое-что, что вело к их смерти. Но это был не один из таких случаев. Я не нажимал на курок, не использовал нож и не посылал никого за ней.
— За своей матерью? — спросила я.
Он кивнул и потом продолжил свою историю:
«Когда мне было пятнадцать, я, Преппи и Медведь создали нашу маленькую компанию. Просто три молодых засранца, которые хотели хорошо проводить время, трахаться и зарабатывать хоть какие-нибудь сраные деньги. Удивительно, но нам это удавалось. Денег хватало, и я смог позволить себе купить дом.
Некоторое время мы втроем были на вершине мира. Я не собираюсь лгать. Это было самое лучшее гребаное время за всю мою жизнь.
Но потом меня прижали. Это было не впервые, и случай был не из тех, за которые
Я беседовал с девушкой, когда какой-то индюк с завязанным на шее розовым свитером подступил ко мне, чтобы поговорить с ней. Мы сцепились, сломали некоторое дерьмо в баре: стулья, бокалы, столы.
Я весь покрыт татуировками, и у меня имелась криминальная история. А у него был розовый свитер на плечах. Легко догадаться, кто отправился за решетку, когда появился шериф.
Из-за моих предыдущих задержаний мне дали девяносто дней. Когда я был в окружной тюрьме, девушка, с которой мы обычно зависали, пришла проведать меня. Она была огромной, будто чертов дом. Я думал, девушка родит прямо в комнате для посещений. Она сказала, что ребенок от меня и что ей хотелось бы вырастить его, когда я выйду.
Я не думал много о девушке, но она была милой, и, когда первый шок от ее новости прошел, мысль стать отцом действительно меня воодушевила. Я выработал план, пообещал сам себе, что стану хорошим отцом, особенно когда моим собственным мог оказаться любой мужик в городе, кроме мистера Вонга, державшего лавку на углу, по очевидным причинам.
Из тюрьмы я писал малышу письма, хотя тогда Триша и не знала, кто это был: девочка или мальчик. Она говорила, что они пытались узнать пол с помощью ультразвука, но малыш слишком много двигался. Это было именно то, что мне было нужно. И тогда это было то, чего я хотел.
Естественно, у меня были деньги, но малыш давал мне причину желать от жизни большего.
Он давал мне цель.
В то утро, когда меня выпустили, я уехал из окружной тюрьмы, а Триша должна была забрать меня, но она так и не показалась. Я нашел таксофон, чтобы позвонить ей, и, ответив на звонок, она рассказала, что родила ребенка на неделю раньше срока.
Девочка.
Она назвала ее Макс. Это имя мы выбрали, когда Триша еще была беременна.
Я спросил ее, где малышка, а она пробурчала что-то о том, что это слишком тяжело и что она не могла вынести этого. Что вся хрень о материнстве не для нее. Она сказала, что не вернется.
На заднем плане было много шума, стучали бокалы, играла музыка. Будто она была в баре.
Триша кричала в трубку.
— Где она, бл*дь? — я продолжал спрашивать у нее снова и снова.
На мгновение я подумал, что Триша скажет мне, что отдала ее или какую-нибудь хрень в этом роде, и уже размышлял, кого мне нужно будет убить, чтобы вернуть ее, когда вдруг Триша сообщила мне нечто, шокировавшее меня и перевернувшее мой желудок.