Кино для взрослых. Плутовка
Шрифт:
— По-вашему, я не стою?
— Конечно, стоите.
— Вы удивлены?
— Он староват для вас.
— Ивену пятьдесят. Мне двадцать шесть. — Шейла с удовольствием повертела браслет. — Единственное, что делает жизнь сносной, это когда получаешь то, что хочешь. Говорят, будто не все продается и покупается. Однако все самое лучшее стоит денег. Ивен находит вас обаятельным.
— Серьезно?
— Лично для меня это ничего не значит. Сыта по горло обаятельными мужчинами. Потом всякий раз убеждаешься, что, кроме обаяния, у них ничего нет. Мир полон пустых смокингов.
Пол почувствовал укол ревности. И неожиданно для себя выпалил:
— Поужинаете со мной?
— Нет. Не думаю. Я еду домой — отсыпаться. Завтра в полседьмого утра нужно быть на студии.
— Как-нибудь в другой раз?
Она устремила на него загадочный взгляд изумрудных глаз.
— Пока не знаю. Как вы по части ловли такси?
— Крупный специалист.
— Тогда можете отвезти меня домой, если хотите.
Уходя вместе с Шейлой от Рэндов, Пол чувствовал на себе завистливые взгляды остальных гостей. Он уже был готов поверить в успех.
Однако она простилась с ним возле многоквартирного дома на Парк-авеню, и пришлось ему в десять часов вечера изнывать от скуки в своей убогой меблирашке, терзаясь сожалениями о том, что могло бы быть.
Он сел за письменный стол и начал листать Библию. В самом деле, материала более чем достаточно. Только ханжа или чистоплюй станет это отрицать. Но разве действовать по совести — значит проявлять чистоплюйство? Вечный вопрос: «Чего ты все-таки хочешь?» Похоже, ему хочется всего сразу: творить, приносить пользу, снискать богатство, власть, уважение, любить одну женщину и иметь про запас других — и, в довершение всего, не поступаться добродетелью.
По-прежнему находясь во власти противоречивых эмоций, он постучался в дверь Салли Горовиц.
Полчаса спустя он лежал на полосатом как зебра диване, восхищенно любуясь ее зрелыми формами. Она стояла перед ним в шелковой комбинации, с розовыми бабочками по бледно-зеленому полю. Он привлек ее к себе и погладил по спине. Ее отвердевшие соски уперлись ему в грудь. Он разомкнул губы; Салли пробежалась язычком по внутренней стороне его рта. И рухнула на диван рядом с ним. Он стащил с нее комбинацию — последний оплот сопротивления.
— Пожалуйста, — простонала она, — не сразу…
Он погладил ее груди. Мягко, но настойчиво раздвинул ноги. И испытал острое блаженство, пронзив ее. В то же время он сознавал: за свершением последует пустота. Он пригвоздил Салли к дивану и в убыстряющемся темпе начал совершать сильные толчки. Она громко стонала, вряд ли сознавая, что делает.
Потом она заскулила, заахала, яростно сжала его в объятиях.
— Еще!.. Сейчас!.. Ох!.. О-о-о!..
Она с такой жадностью облизала свои губы, словно они были намазаны медом. Руками она стиснула его ягодицы. Он неистово задвигался внутри нее.
По всему телу Салли — от головы до пят — прошла судорога.
— Господи Иисусе!
Вернувшись к себе, Пол достал из ящика бюро общую тетрадь — дневник, в который он начал записывать все, что имело отношение к «Конфиденциальным кассетам» и могло пригодиться для цикла статей, которые он обещал написать
Он снял крышку с портативной пишущей машинки, вставил в каретку чистый лист бумаги и полчаса неподвижно сидел, думая, с чего начать.
Когда часы пробили полночь, с его губ сорвался стон:
— Шейла!..
Глава 9
С годами Шейла усвоила: все мужчины — скоты. Иногда она задавалась вопросом: может, причиной того, что с ней случилось, послужила ее неспособность воздвигнуть надежный барьер между собой и воспоминаниями о роковых событиях прошлого? Уже в ранней юности она существовала в призрачном мире полунаслаждения-полумуки, в окружении страшных фантомов. Мать с отцом жили как скорпион с тарантулом в банке: каждый подозревал другого в желании с ним разделаться. Шейла решила, что это и есть суть отношений между мужчиной и женщиной.
Первым, кого она действительно возненавидела, был Бен, хозяин фермы, куда ее, в тринадцатилетнем возрасте, отправили на летние каникулы. Мать с отцом решили, что там, подальше от одноклассников, ей будет лучше. Ее косолапость требовала специальной обуви, а на ферме некому было пялить на нее глаза.
Бен был неразговорчивым субъектом сорока лет от роду. Он вечно ходил в комбинезоне; от него пахло лошадьми, сеном и кожей. Ей нравилось нюхать его седло. Узнав, что восемь лет назад его бросила жена и забрала обоих детей, она всю ночь проплакала в подушку. Почему замечательным мужчинам, как правило, достаются никудышные женщины? Будь она старше, стала бы ему хорошей женой. А так ей оставалось только следовать за ним как тень и молча наблюдать, как он выполняет свои обязанности. Она старалась не путаться у него под ногами: вдруг он рассердится?
Прошло немного времени, и Бен стал сам заговаривать с ней. Рассказал о своем участии во второй мировой войне. Показал фотографию, на которой он был в военной форме, с широко расставленными ногами и в фуражке цвета хаки, щегольски сдвинутой набекрень. Она с трудом узнала его. А сравнив прежнего Бена с настоящим, решила, что настоящий нравится ей куда больше. Он признался, что в молодости «заставил немало баб попрыгать на сковородке». Шейла не поняла смысл этого выражения, но немного испугалась.
Однажды после обеда Бен занимался обычным делом: подхватывал вилами охапки сена и сваливал в кузов подогнанного к сеновалу грузовика. Шейла сидела тут же, теребя соломинку. На нее снизошел абсолютный покой. Бен, обливаясь потом (было очень жарко), время от времени останавливался взглянуть на нее. Она улыбалась; он возвращался к своей работе. Паузы становились все длиннее, и наконец наступил момент, когда он не улыбнулся в ответ. Пожалуй, она что-то заподозрила (все юные девушки в душе на тысячу лет старше). Бен шагнул к ней и, схватив за руку, рывком заставил встать. Потом он грубо привлек ее к себе. К запаху пота примешался другой — густой специфический мужской запах.