Киносценарии и повести
Шрифт:
Антон Сергеевич вынул руку из распаха, сказал:
– Прости, пожалуйста, за тот вечер! За дурацкие приставания: как к горничной!
– Бросьте, Антон. Я уж и думать забыла.
– А я все помню, помню, помню!
– с несколько наигранной страстью просопел доктор.
– Недооценил тебя.
– И промурлыкал не то иронически, не то всерьез: - Я так ошибся, я так наказан. Выходи за меня.
– Что?
– не поверила ушам Ирина.
– Вы ж только что лечили моего мужа.
– Ну, это!
– пренебрежительно махнул Антон рукою.
–
– до смерти перепугалась Ирина.
– Он не выживет?
– Он-то?
– сейчас дктор не вдруг врубился в логику ирининых мыслей. Он-то выживет, успокойся.
– Ага, успокойся! С вашим умением ставить диагнозы!..
– Дура!
– вдруг сильно обозлился Антон.
– У меня гистограмма сохранилась, у меня фотографии! Я уже во все журналы послал! Это ж уникальный случай: ты выздоровела, потому что очень захотела!
– А может, - припомнила Ирина, - просто повела интенсивную половую жизнь?
– На тебе чудо свершилось!
– А если, - кивнула Ирина в конец коридора, - на нем не свершится?
– На нем тоже уже свершилось: ребро оказалось скользкое. А то б действительно! Просто я имел в виду, что мужья приходят и уходят!
– А вы остаетесь?
– докончила-спросила Ирина.
– А я - остаюсь. Я еще и вскрывать тебя буду, - пошутил на прощанье.
31.12.90
Хоть и освещение свечное, праздничное, новогоднее, а от нашего взгляда не вполне укроется убого-богемно-провинциальная обстановка пятидесяти= с гаком =летнего временного жильца: Ирина здесь вторую неделю только, - с засаленными и изодранными обоями, с картинками, фотографиями и афишками, налепленными вкривь-вкось, с осколком зеркала на подоконнике давно не мытого окна, с широким продавленным матрасом на стопках кирпичных половинок!
Столик с рождественской елочкою и нехитрыми выпивками-закусками (даже шампанского раздобыть не удалось) придвинут к матрасу, на котором полусидит полуодетый раненый, vis-а-vis - Ирина в вечернем туалете и в украшениях. Сбоку, стоя, произносит торжественный тост одетая в парижскую кофточку Тамарка:
– !и пусть, значица, этот год, принесший вам, - удар глазками в сторону Тамаза, - столько счастья, станет только первым в счастливой их череде, и пусть отец ваш выздоровеет и проживет еще сто двадцать лет!
– Как: выздоровеет?!
– прерывает Тамаз, а Ирина, глянув на подругу коротко и выразительно, поворачивает у виска пальцем.
– Ой, - смущается Тамарка.
– Правда. Чо ж это я?!
– Вы мне можете объяснить, что тут происходит?!
– взрывается Тамаз.
– Ничего не происходит, - огрызается Ирина.
– Натэла Скорпионовна звонила, сказала, что у Реваза Ираклиевича инфаркт.
– И ты посмела смолчать?! Да хоть бы это тысячу раз была ее хитрость - я не имею права не ехать!
– Ты не имеешь права кричать на меня, - холодно возражает Ирина. Вот на что ты не имеешь права.
– Вы успокойтесь, пожалуйста, - встревает Тамарка, готовая зареветь.
– Она тут же
02.01.91
Едва удерживаясь под напором ветра, торчала на площади каркасная елка с горящими среди бела дня разноцветными лампочками, окруженная крепостью из крупных ледяных кирпичей. Пара закаленных ребятишек катались по бороде ледяного же Деда Мороза.
Ирина с Тамазом стояли на остановке-платформе, возле ярко-красного междугородного "Икаруса", того, кажется, самого, что пытался перегородить белому "жигуленку" дорогу жизнь назад.
– Я все понимаю, - говорила Ирина, гладя грудь мужа.
– Не больно? спросила как бы в скобках и, не дожидаясь ответа, продолжила.
– Не надо ничего объяснять, ни оправдываться ни в чем. Я б их раздражала. Так? Правильно, миленький? Я все правильно говорю?
Тамаз молчал.
– Ты только позвони сразу, как будет возможность. Позвони и прилетай, да? Мы переберемся куда-нибудь далеко-далеко и заживем до самой смерти. Ладно? А насчет Васи ты все правильно сделал, что простил: он теперь, если сказал, - не появится.
В автобус поднялся водитель, запустил мотор.
– Ну все, пора уже, - легонечко подтолкнула Ирина мужа.
– Дай поцелую. На прощанье!
– и впилась губами в тамазов рот: исступленно, надолго. Потом оттолкнула: - Езжай! Езжай!
Дверь закрылась.
– Звони, слышишь?!
– крикнула Ирина.
Автобус медленно тронулся, вывернул и поехал по длинной улице, переходящей в хакасскую степь!
07.01.91
Снова давали "Даму с камелиями". Маргарита Готье, утопая в кисее и кружевах, умирала медленно, печально и очень красиво! Когда на пороге появился ее возлюбленный, Ирина запустила в зал музыку!
11.01.91
– Ну чо?
– засунула Ирина голову в телефонное окошечко.
– Не-а, - откликнулась Тамарка.
– Чо, опять не зайдешь?
– И вчера не звонил, точно спросила? Ой, погоди-ка!
– Ирина заметила на столе свежий номер "Известий", потянулась за ним.
– Ты чего это, княгиня?
– удивилась Тамарка.
– Политикой, что ли, увлеклась?
– Сейчас, постой. Показалось: фамилия знакомая, - Ирина лихорадочно пробегала глазами, пальчиком им помогая, столбец за столбцом.
– Вот, точно! На встрече с Президентом присутствовали! э-э! э-э! вот: Р. И. Авхледиани.
– Это чо, тесть твой, что ли? А!
– догадалась Тамарка.
– Значит, он и не больной вовсе?! Ну, подруга, они дают!..
13.01.91
Служба подходила к концу.
– Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, поми-и-луй!
– пела Ирина в церковном хоре, если можно так назвать десяток старушек да парочку неудачливых в жизни молодиц. Отец Евгений бубнил свое приятным баритоном. Дьяк ходил сзади и важно кадил.
Когда все стали расходиться, отец Евгений остановил Ирину: