Кинжал в постели
Шрифт:
Потом было еще раз и еще! А потом Валечка уснула, уткнувшись пышной грудью ему в бок и перекинув через него ногу. И он начал дремать, с наслаждением смакуя воспоминания минувшего вечера.
Все хорошо, все просто замечательно, думал Воскобойников, балансируя на грани сна и реальности. Спасибо, мама…
Стремительное падение в вязкую негу сна вдруг прервал резкий звук. Воскобойников дернулся, поморщился, шевельнулся. Открыл глаза и ошалело заморгал, не понимая, что его встревожило.
Валечка
Звук повторился и прямо над его ухом. Дребезжаще шуршащий, ерзающий. Телефон, понял Воскобойников. Он поставил его на виброзвонок. И тот теперь надрывался в беззвучном крике, ползая по прикроватной тумбочке у него в изголовье.
Олег осторожно встал, схватил телефон и осторожным шагом вышел из спальни. Плотно закрыл дверь и подумал, что если это Суворов, то он ему завтра башку оторвет. Только когда глянул на номер, озадачился. Это звонил не Суворов, хотя, конечно, идиот мог додуматься звонить ему с чужого номера.
– Да! – громко, но все же шепотом, рявкнул Олег в трубку, намереваясь запугать Суворова – если это он – до поноса. – Чего тебе?!
– Олег Иванович? – опешил не Суворов.
– Ну! – опешил теперь и Воскобойников. – Он самый!
– Это Боголюбов…
Воскобойников тут же подосадовал на себя за то, что всучил этому малому свой номер.
«Ты звони, если что», – проговорил он сегодня, выпуская Сергея, с великой неохотой.
«Зачем?» – удивился еще вчерашний подследственный.
«Мало ли…» – пряча глаза в ворох бумаг, разложенных на его рабочем столе, проговорил Воскобойников тогда. – Вдруг моя помощь понадобится. Тебе же нелегко теперь.
Это он так толерантность проявлял по совету руководства. Хотя, на его взгляд, веяло от этого Боголюбова опасностью. Хоть убей, но веяло. Сводило хребет Олегу, когда Сергей стоял и смотрел на него сверху вниз.
– Что тебе нужно, Боголюбов? – не очень приветливо отозвался Олег. И снова вспомнил о гребаной толерантности, которую он должен проявлять. И чуть смягчил тон: – Что-то случилось?
– Да! – странным скрипучим голосом произнес Боголюбов.
– Что?
– Алика… Она…
– Так, стоп. Какая Алика?!
Имя было знакомым, но после сладкой неги в объятиях милой женщины соображалось туговато.
– Верещагина! – осерчал тут же Боголюбов. – Та самая, которая меня с зоны вытащила. И от которой вы меня забирали два дня назад.
– Вспомнил. И что? Она тебя в дом не пускает? Так у тебя свой имеется, – с раздражением выпалил Олег и рукой замахал на испуганную Валентину, выглянувшую из спальни.
– Она мертва, – выдохнул Боголюбов и замолчал.
Воскобойников тоже молчал, пытаясь понять и собраться, что было крайне трудно, поскольку
– Уйди, а! – взмолился он, приложив телефон к груди, а ладонью пытаясь прикрыть свое нечаянное возбуждение.
Валечка довольно хихикнула и исчезла за закрытой дверью.
– Что мертва? Как мертва? – понес глупость несусветную Воскобойников. – Я не понял ни черта! Ты не ошибся, нет?
– Мертвее мертвых. Я не ошибся. У нее пробита голова. Дырка в черепе, кровь на полу в кухне, – глухим голосом начал перечислять Боголюбов. – Глаза открыты, смотрят в потолок. Рот открыт. Кричала, наверное, когда ее убивали.
– Черт!!! – ахнул Воскобойников, до него наконец дошло. – Это не ты ее, случайно?!
– Она мертва по меньшей мере сутки, – успокоил его Боголюбов. – Когда меня увозили, Алика меня провожала, можешь спросить своих.
– Спрошу, не сомневайся, – проскрипел Воскобойников и тут же потянулся рукой к домашнему телефону. – Ты полицию вызвал?
– Нет, вам сразу позвонил.
– Хоть на этом спасибо, – проворчал Олег. – Погоди, я своих вызову…
Боголюбов терпеливо ждал, пока Олег организовывает выезд оперативников и экспертов. Потом, когда тот перестал болтать с дежурным, вздохнул ему прямо в ухо:
– Что мне делать?
– Сиди там и ни к чему не прикасайся, понял? – приказал Олег.
– Я и так ни к чему не прикасался, – соврал Сергей.
Он успел уже стащить мобильник Алики и свой фальшивый паспорт. Телефон отключил и сунул в карман. А паспорт сунул под стельку в ботинок. Не дай бог, его стану ощупывать прибывшие опера, труба дело! Снова запрут! Доказывай, что не верблюд и что никакого отношения к этой ксиве не имеешь.
Алика подтвердить его слова не сможет. Уже не сможет. Она мертва.
Боголюбов бросил тоскливый взгляд на освещенные окна кухни. Там, за этими светящимися прямоугольниками гнездилась беда, вцепившись костлявыми пальцами в каждый выступ.
Кто?! Кто мог убить ее?! Кто навестил ее и перерыл вверх дном весь ее дом?! Что искал?! Может, какие-то записи или ее телефон?
Сам Боголюбов обнаружил ее телефон под одним из кухонных шкафов. Обнаружил, когда упал на колени рядом с мертвой Аликой. Когда склонил голову над ней и, давясь неожиданным горем, завыл хрипло и протяжно.
Он уже и не думал, что способен чувствовать такую боль после смерти сына и жены. Был уверен, что все омертвело в нем, покрылось толстой коркой коросты. И не думал, что снова сможет испытать, как разрывается сердце на сотни осколков, которые начинают отчаянно колотиться в каждой клетке тела.