Кинжал Зигфрида
Шрифт:
Иногда ему казалось, что дух его до сих пор пребывает в Нифльхейме, в клубах первозданного хаоса, и вспоминает о теле, лишь когда наступает пора действовать. Там – источник его силы, непостижимой для людей, непонятной для их разума.
Он мог бы повторить вслед за Зигфридом: «Я зверь благородный, был я всю жизнь сыном без матери; нет и отца, как у людей, всегда одинок я».
В этом они с Зигфридом похожи. Только Зигфрид мертв, он пал от руки коварного бургунда Хагена. Теперь он пирует вместе
Между тем в мире живых вдова могучего витязя, Кримхильда, одержимая жаждой мести, заманивает бургундов в западню и безжалостно расправляется с ними. Любовь к погибшему мужу вдохновила ее на чудовищные злодеяния. Ради любви проливается не меньше крови, чем ради золота.
Он вновь переживал то яркое, бурное представление. Царственные дамы в роскошных одеждах, властные мужчины, пышная свита, беззвучно скользящие слуги, багровый свет факелов, богато изукрашенная пиршественная зала, драгоценные блюда и чаши, изысканные яства, блистательные гости. Хмельные напитки льются рекой. Красота женщин привлекает мужские взоры. Сословная гордость. Ссора. Резня. Звон оружия, стоны раненых, хрип умирающих…
Королевская кровь такая же красная, как и кровь нищих бродяг.
Эту симфонию смерти ему доводилось слышать не раз. Только он привык исполнять свою партию соло. Кримхильда была великолепна с отсеченной головой своего врага в руках…
Зигфрид и Кримхильда пострадали из-за золота. Верхний мир не смог поделить клад с Нижним. Рейнские девы, у которых похитили сокровище, взывали к справедливости. Злобные карлы восстали на богов. В Зигфриде боги видели своего спасителя и защитника. Боги всесильные и бессмертные? Или похожие на людей?
Он давно запутался в иерархии существ, обитающих по ту и эту сторону – чего? Где та граница, мост, соединяющий и разделяющий миры? Вечная двойственность присуща любому творению. И ему тоже. Он лишает жизни или дарит свободу? Принуждает покидать один мир или препровождает в другой? Если бы его наделили разумом, он бы задавал себе эти вопросы и мучился, не находя ответов.
Он пребывает в Нифльхейме, а здесь скитается его тень. Твердость и блеск обманчивы. Только невидимое и непостижимое наделяет силой что бы то ни было – предметы, руны, священные деревья, источники.
Он никогда не сойдется в схватке с себе подобным. Это исключено. Он видел знаменитого короля Артура, о котором повествуют предания кельтов, и его знаменитый меч Эскалибур. Но они никогда не встречались в бою и не встретятся. У Эскалибура свой путь, у него – свой.
Сам властитель Валгаллы вспомнил о нем и раздобыл его для Зигфрида. Им Зигфрид убил дракона и ступил на стезю смерти. С тех пор ему присвоили имя этого героя. Он не против. Какая разница?
Ему наскучило лежать без движения и грезить былыми подвигами. Его тело наливается энергиями нифльхеймских туманов, просыпается, ждет света, тепла руки, стука чьего-то сердца, незримо дрожит в холодном безмолвии…
Деревня Камка
Михаил Прилукин жил в полуразвалившейся пятистенке с заколоченными ставнями. Внутри пахло чадом керосиновой лампы, черная от сажи печь потрескалась. Углы отсырели, с потолка свисала паутина. Условия для городского человека, привыкшего к определенным удобствам, – ужасные. Но он терпел. Цель, которую он надеялся осуществить, того стоила. К тому же Михаил бывал в Камке наездами, от случая к случаю.
Зимой через болота, скованные морозом, ходил на лыжах, в остальное время года, на свой страх и риск, по опасной тропе. Сбиться с нее – проще простого. Неопытный путник наматывал круги, раз за разом возвращаясь на одно и то же место.
– Монашка морочит, – объясняли бывалые путешественники. – Водит, в трясину заманивает.
Инженер в подобные глупости не верил, прятал насмешливую улыбку.
Каждое утро он отправлялся на просеку, делал замеры, что-то прикидывал, подсчитывал. Сдавшись на настойчивые просьбы, Таисия – тогда еще Филофея – показала ему дорогу к Дамиановой пустыни. Руины монастыря поразили молодого человека.
– Собор обязательно надо восстановить, – повторял он. – Такая красота! В подвалах стоит вода, но эта беда поправима. Хороший дренаж поможет осушить подземные помещения. Правда, денег пойдет немерено, но заказчик – человек серьезный, не стесненный в средствах. Думаю, ему вполне под силу профинансировать стройку.
В келью той Филофеи проводница его не повела. Боялась, что вновь проступит на облупившейся стене сияющий Ангел, увидит ее с другим мужчиной…
«Ой, что ж это я? Опять?! – спохватилась она. – Безумие какое-то!»
Михаил заметил ее замешательство.
– Что с тобой? Ты так побледнела. Тебе нехорошо?
Она отвела глаза:
– Пора возвращаться в деревню, сестры ждут. Василиса совсем расхворалась, целый день на печи лежит, кашляет.
– Кто будет за ними ухаживать, когда ты уедешь?
– Не знаю. На Бога уповаю. Сейчас в Камке часто кто-нибудь останавливается – то туристы забредут, то рыболовы заночуют, то еще какой люд заглянет. Вот ты, например.
– Если наша фирма возьмет этот подряд, здесь закипит жизнь. Старушек твоих не обидят. И сыты будут, и присмотрены.
– Какие они «мои»? Василиса и Улита – сами по себе. Они в Камке до меня жили и без меня проживут.
Михаил не заметил, как влюбился в грустную, замкнутую послушницу. Эта лесная, болотная глушь была совершенно другим, отличным от городского, миром, тихим, пронзительно печальным, прекрасным. Время здесь не бежало, как в городе, а сонно и размеренно текло. Несколько деревянных домишек тонули в тумане, из которого появлялись вдруг то пожилые, укутанные в платки старухи, то их молодая ясноликая помощница, то бородатые мужики с рюкзаками, то угрюмые, немногословные охотники, то странные молодчики с лопатами.