Кипарисовая аллея
Шрифт:
Со своей стороны Аликс терялась в догадках относительно того, чем вызвана такая неприкрытая враждебность со стороны Венеции, вспыхнувшая с особой силой после бегства Микеле. Обе они и раньше не проявляли друг к другу видимой симпатии, но теперь их отношения окончательно переросли в одностороннее соперничество, исходившее от Венеции. Она словно подозревала, что после исчезновения Микеле Аликс захочет покуситься на какую-то ее собственность. В этом Аликс окончательно убедилась в один из дней, когда, отправившись к озеру искупаться, встретила там Джиральдо Торре.
Она лежала на солнышке, когда услышала громкое: «Ах вот ты где!» Аликс,
— Это вы, а я думал, Венеция, — посетовал Джиральдо. — Она обещала в три. Мы собирались искупаться и покататься на лодке. Где она, не знаете?
Аликс ответила, что нет, и Джиральдо, задумчиво присев рядом с нею, повторил:
— Она сказала «в три». — Слова эти прозвучали так, словно он ожидал тут же увидеть Венецию, сказочным образом появившуюся из воздуха.
Аликс попыталась его утешить:
— Не волнуйтесь, она, должно быть, скоро придет.
Зная по опыту, что беседа с Джиральдо не представляет собою ничего, кроме чередования долгих пауз и коротеньких робких реплик, Аликс снова улеглась на солнышке, прикрыв ладонью глаза.
Джиральдо задумчиво сидел, молча кидая в воду камешки, потом наконец сказал:
— Вас последнее время совсем не видно в клубе. С тех пор, как Микеле… Ну, в общем, уже довольно давно.
— Да. Мне больше нравится плавать здесь. — Это была правда, хотя и не полная. На самом деле Аликс не появлялась в «Дель Лаго», остерегаясь неизбежных сплетен, и Леоне поддерживал ее в этом.
После долгой паузы Джиральдо сказал:
— Вам, по-видимому, не хочется говорить о Микеле, хотя наверняка небезынтересно узнать, что говорят люди. Все считают, что он поступил как последний дурак. Учитывая его прошлое, он должен был быть счастлив, что такая девушка, как вы, хотя бы просто заметила его. Я бы, например, все отдал, если бы ко мне так относились. — Он помолчал. — Вы, конечно, поняли, что я говорю о Венеции. Только она никогда не дает мне определенности.
— Вот как? — Аликс надеялась, что этот сухой тон удержит Джиральдо от дальнейших откровений, но он доверительно продолжал:
— Но дело даже не в этом. Просто она не любит меня, я это знаю. Сегодня мила, а назавтра ее словно подменили. А взгляни я на другую девушку, то мне совсем конец. Но я не рискую, тем более что люди и так поговаривают, что Леоне может жениться на ней.
Аликс оторопела. Она долго молчала, потом села, устремив взгляд на сверкающую гладь озера.
— Вы и впрямь верите, что Леоне может увести ее у вас? — Аликс удивилась, с каким трудом выдавила из себя этот вопрос.
Джиральдо пожал плечами и махнул рукой:
— Так люди говорят, хотя лично я сомневаюсь, что они подходят друг другу. Да они и сами, кажется, это понимают. Она рядом с ним ребенок. Это со мной она деспотична, а с ним — ну настоящий котенок. Заметили? Все знают — Леоне не склонен терять голову из-за женщин, и раз он поощряет это, значит, имеет какие-то соображения.
— Соображения? Какие?
— Ну, например, финансовые. В деньгах он не нуждается, но имеет далеко идущие планы относительно «Париджи Камеос». А Венеция, насколько я понял, унаследует после отца немалые деньги. К тому же такая красивая жена никому бы не помешала. И сыновья… — Джиральдо искоса посмотрел на Аликс. — Знаете, для нас, итальянцев, очень важно иметь сыновей.
Аликс вспомнились слова синьоры Париджи: «Если он и женится, то только не по любви». Вот так —
Да, это произошло сразу — еще почти не зная его, она почувствовала на себе его магнетизм, старалась не поддаваться и все же не могла устоять против его силы. Она всегда уступала ему… таяла перед его властной мощью, делавшей ее такой податливой. Этой мягкости и податливости он имел бы право ожидать от нее только в том случае, если бы любил.
Но в том-то и дело, что он не любил ее. Ни единым жестом или словом не подарил ей малейшей надежды. И хотя слухи иногда бывают преувеличенными, в них все же имеется доля правды. Ведь Аликс не могла не заметить его потворства Венеции и нежности, с какой он обращался с мачехой, слышала его едкие суждения о женском поле. Что тут еще прибавить? Разве не ясно? Леоне Париджи может сочувствовать и быть терпимым, когда захочет, но никогда не станет притворяться, что любит. И это-то было для Аликс больнее всего. Куда больнее, чем если бы она узнала, что он в кого-то влюбился. А ведь говорят, что когда-то он действительно любил. Интересно, какая она была, эта графиня? Чем взяла его: красотой или чем-то другим? Ведь что-то разочаровало его, жестоко убив в нем способность полюбить снова? Но даже если бы эта женщина снова появилась сейчас в его жизни, Аликс перенесла бы этот удар куда легче, чем весь этот хладнокровный расчет на престиж и наследников, являющийся лишь жалкой второсортной подделкой настоящей любви.
Аликс огляделась по сторонам — все вокруг оставалось по-прежнему. Светило солнце, вода плескалась у берега, щебетали в кустах птицы, и Джиральдо, сидевший рядом, задумчиво загребая в пригоршню песок, пропускал его сквозь пальцы с медлительностью песочных часов.
Когда он произнес свои последние слова? Минуту или две назад, а ей показалось — прошла целая вечность.
— Да, я знаю, — сказала она. — Но если вы считаете, что слухи о Венеции и Леоне правда, то, быть может, вам лучше не мучиться и постараться забыть ее?
Он покачал головой:
— Я же сказал, что не знаю этого наверняка. А она не хочет давать мне определенности. Мне лишь остается пребывать в постоянном страхе. — Он пожал плечами, задумчиво насыпав вокруг ступни Аликс горку песка. — Когда человек любит, он живет надеждой и прощает. Прощает и пытается понять. Вы никогда не задумывались над этим?
Когда человек любит, он понимает!Вот оно что! Аликс всем сердцем завидовала этой простой и ясной вере. Она уже хотела ответить Джиральдо, как вдруг у них за спиной раздался шорох, заставивший их обернуться. Джиральдо поспешно вскочил. Из зарослей на берег вышла Венеция. Не обращая внимания на Джиральдо, она остановилась и, сняв солнцезащитные очки, сложила их.