Киппс
Шрифт:
— Убирайся прочь! — прикрикнул он.
Когда Элен оказалась за изгородью, Киппс спокойно и неторопливо отступил. Он ловко отвлек внимание быка и перелез через изгородь; дело было сделано — он не совершил ничего особенного, но и этого было достаточно, чтобы Элен рассталась с ложным представлением, будто человек, который так постыдно трусит перед чашкой с чаем, и во всем остальном жалкий трус. В эту минуту она, пожалуй, даже впала в другую крайность. Прежде она считала, что Киппс не слишком крепок душой и телом. И вдруг оказалось, что на него можно положиться. И есть у него еще немало других достоинств. В конце концов и за такой спиной вполне можно укрыться!..
Все эти мысли нетрудно было прочесть в ее глазах, когда они проходили мимо поросших травой развалин Portus Lemanus и поднимались по крутым склонам на гребень горы, к замку.
Каждый, кто попадает в Фолкстон, рано или поздно непременно отправляется в Лимпн. Замок давным-давно превратился в ферму, почтенная ферма эта и сама уже в годах, а древние стены, окружающие ее, — точно пальто на дитяти с чужого, взрослого плеча. Добрейшая фермерша принимает бесчисленных посетителей, показывает им огромный каток для белья и просторную кухню, ведет их в залитый солнцем садик, разбитый на плоской вершине, откуда видны крутые склоны, на которых пасутся овцы, а вдалеке, за каналом, под деревьями, покоятся вечным сном рассыпавшиеся в прах останки Римской империи. По извилистой каменной лесенке, по избитым, стоптанным ступеням поднимаешься на главную башню — и вокруг распахивается неоглядная ширь, и кажется, нет ей ни конца, ни края. Далеко внизу, у самого подножия горы, начинается вересковая равнина и стелется, стелется вольным полукружьем, и простирается до самого моря, и переходит в невысокие синие холмы Уинчелси и Гастингса, и по всей равнине, то здесь, то там, поднимаются церкви забытых и заброшенных средневековых городков, на востоке между морем и небом маячит Франция; а на севере, за бесчисленными фермами, домами, рощами, поднимаются Меловые холмы с крутыми срезами выработок и каменоломен, и по ним то и дело проходят тени плывущих мимо облаков.
И здесь, вознесенные высоко над будничным миром, перед лицом пленительных далей Элен и Киппс очутились только вдвоем; сначала как будто все шестеро собирались подняться на главную башню, но миссис Уолшингем испугалась узких, неровных ступенек, а потом почувствовала легкую дурноту, так что и она, а с ней и девушка с веснушками остались внизу и стали прохаживаться в тени дома; а Филин вдруг обнаружил, что ни у кого нет ни одной сигареты, и, прихватив с собой молодого Уолшингема, отправился в деревню. Элен и Киппсу покричали и все это объяснили, но вот крики стихли, они снова остались наедине с окрестными далями, повосхищались красотами и умолкли.
Элен храбро уселась в амбразуре, Киппс стал рядом.
— Мне всегда нравилось глядеть, когда вид красивый, — немного погодя (и уже не в первый раз) вымолвил Киппс.
И вдруг мысль его сделала неожиданный скачок.
— По-вашему, Филин все правильно говорил?
Она вопросительно на него взглянула.
— Про мое фамилие.
— Что на самом деле это испорченное Квипс? Не уверена. Вначале я тоже так подумала… С чего он взял?
— Да кто ж его знает? — Киппс развел руками. — Просто я думал…
Она быстро испытующе взглянула на него и стала смотреть вдаль, на море.
Киппс растерялся. Он хотел перейти от этого вопроса к рассуждениям о фамилиях вообще, о том, что фамилию можно и переменить; ему казалось, это самый легкий и остроумный способ высказать то, что было у него на уме, — и вдруг он почувствовал, что все это ужасно грубо и глупо. Недоумение Элен спасло его, заставило вовремя остановиться. Он замолчал, любуясь профилем Элен в рамке изъеденного временем камня, на голубом фоне моря и неба.
Нет, не стоит больше толковать про свое имя. И он снова заговорил о красотах природы.
— Вот погляжу на красивый вид… и вообще на… на какую ни то красоту — ну, и чувствую себя… как-то так…
Элен быстро взглянула на него и увидела, с каким трудом он подыскивает нужное слово.
— Дурак дураком, — докончил он.
Она окинула его взглядом собственницы, впрочем, пожалуй, даже ласковым. И заговорила голосом столь же недвусмысленным, как и ее взгляд.
— Вы не должны так чувствовать, — сказала она. — Право же, мистер Киппс, вы слишком дешево себя цените.
Ее взгляд, ее слова ошеломили Киппса. Он посмотрел на нее, словно пробуждаясь от глубокого сна. Она опустила глаза.
— А по-вашему… — начал он. И вдруг выпалил: — А вы цените меня не дешево?
Она подняла глаза и покачала головой.
— Но… к примеру… вы же не считаете меня… за ровню.
— Ну отчего же?
— Господи! Так ведь…
Сердце его бешено колотилось.
— Кабы я думал… — начал он. Потом сказал: — Вы такая образованная.
— Какие пустяки! — возразила она.
Потом, — так показалось обоим, — они долго-долго молчали, но молчание это многое договорило и довершило.
— Я ведь знаю, кто я есть, — сказал наконец Киппс. — Кабы я думал, что это возможно… Кабы я надеялся, что вы… Да я бы горы своротил…
Он замолчал, и Элен вдруг как-то притихла, опустила глаза.
— Мисс Уолшингем, — сказал он, — неужто… неужто вы относитесь ко мне так хорошо, что… что захотите помочь мне? Мисс Уолшингем, неужели вы вправду хорошо ко мне относитесь?
Ему казалось, прошла вечность. Наконец она заговорила.
— По-моему, — сказала она и подняла на него глаза, — вы самый великодушный человек на свете… Только подумайте, как вы поддержали моего брата! Да, самый великодушный и самый скромный. А сегодня… сегодня я поняла, что вы и самый храбрый тоже.
Она отвернулась, глянула вниз, помахала кому-то и встала.
— Мама зовет, — сказала она. — Пора спускаться.
Киппс по привычке вновь стал вежлив и почтителен, но чувства его были в полном смятении.
Он шел впереди нее к маленькой дверце, что открывалась на винтовую лестницу. «Вверх и вниз по лестнице всегда иди впереди дамы». И вдруг на второй ступеньке решительно обернулся.
— Но… — сказал он, глядя на Элен снизу вверх; в тени белел его спортивный костюм, блестели глаза на побледневшем лице, никогда еще он не казался ей таким взрослым — настоящим мужчиной.
Элен остановилась, держась за каменную притолоку, и посмотрела на него.
Он протянул руку, словно хотел ей помочь.
— Вы только скажите, — продолжал он. — Уж верно, вы знаете…
— О чем вы?
— Вы хорошо ко мне относитесь?
Элен долго молчала. Казалось, мир неотвратимо движется к катастрофе и вот сейчас взорвется.