Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.6
Шрифт:
Им овладела робость, но он понимал, что несколько пар глаз смотрят на него и уже поздно возвращаться обратно, сославшись на то, что вода холодна или слишком соленая для подвига. Поэтому, подождав, пока очередной вал достиг берега и закрыл его по пояс, потянув обратно к берегу, штурман упал животом вперед и, бешено заработав руками и ногами, помог отбегающей от берега волне подхватить себя и вынести в открытое море.
Алекс и не заметил, как оказался за пределами той ступени, от которой начиналось мелководье и о которую ударялись, разбивались волны, – вокруг было неровное, покрытое пологими
Значит, девушка находится в другой стороне. Но как отыщешь ее в волнах?
Не давая страху овладеть собой и воображению представить, как его уносит беспощадными валами в океан, в открытое море, штурман попытался представить себе, где же может быть Дороти, и сообразил, что Дороти находится напротив Регины и ее свиты.
Туда он и поплыл. А судьба благоприятствовала ему потому, что, утомившись купаться, Дороти не спеша поплыла к берегу.
Она первой увидела штурмана, очень этому удивилась и даже испугалась, потому что не ожидала увидеть купальщика-мужчину, особенно если учесть, что она была совершенно обнажена.
Тогда ее увидел и штурман и закричал:
– Что вы делаете! Здесь опасно! Здесь акулы!
– Что? – откликнулась Дороти. – Какие акулы?
Только тут она узнала штурмана. Ее страх и смущение усилились, потому что иной человек, допустим, доктор Стренгл, был бы просто мужчиной, а штурман был мужчиной особенным.
– Здесь опасно. Разрешите плыть с вами?
Они уже сблизились настолько, что можно было разговаривать, почти не повышая голоса.
– Я не разрешаю, – заявила Дороти. – Плывите один.
– Почему?
– Потому что вам отлично известно, что мужчины и женщины в приличном обществе вместе не купаются.
И тогда штурман понял, что девушка совершенно раздета. Совершенно!
– Но если приплывет акула?
– У вас с собой пистолет? – спросила Дороти. – Или сабля?
– Нет, зачем же?
– Ясно, вы разорвете ей пасть, как разорвал пасть льву Геракл, – сообщила девушка.
Штурман впервые увидел ее руки обнаженными… и плечи, и то место, где плечи переходят в грудь…
– Да плывите вы вперед! А то потом в жизнь от сплетен не избавлюсь!
Штурман понял, что девушка права, но горе было в том, что он уже устал и с каждой секундой его тело, непривычное к плаванию среди волн, все более требовало покоя. Он подавил в себе волну страха и сказал:
– Вы правы, я поплыву чуть впереди, но дайте мне слово, что будете плыть следом.
– А я уже плыву следом, – сказала Дороти.
Она вовсе не сердилась на штурмана. Ведь ради простой горничной он кинулся в океан, понимая, если он не последний идиот, что убить акулу он не сможет, но все же был готов рисковать собой.
Ею овладело непонятное веселье, даже озорство, и мысль о том, что молодой человек знает, что она обнажена, и взволнован
Дороти широко разводила руками и, заводя их за спину, совершала как бы прыжок вперед, почти по пояс выходя из воды, и ей хотелось бы, чтобы штурман обернулся, но он не оборачивался.
Зато, сложив вместе руки впереди, Дороти увидела, как сверкнул камешек в ее колечке. И она поняла, что он значительно потемнел. Сначала она даже решила, что изменение цвета связано с тем, что камешек мокрый, но камень все темнел и темнел, из розового превратившись в черный.
Где-то близко была опасность! И она приближается.
Дороти оглянулась. Океан был пуст. Лишь далеко у горизонта виднелись косые паруса рыбачьих лодок.
Дороти хотела окликнуть штурмана, но не решилась – ей казалось, что он плывет из последних сил и лучше его не сбивать.
А штурман и на самом деле боялся сбиться с дыхания, а сердце билось слишком часто, вот-вот выскочит из груди. Он уговаривал себя, что береговая линия приближается, хотя вовсе не был в том уверен.
Как Алекс думал потом, скорее всего, он бы утонул в тот день, если бы не польский гонор, гордыня, не позволившая ему пойти ко дну у берега Южной Африки.
Он плыл по-мальчишески, далеко выбрасывая вперед руки и поднимая больше брызг, чем следовало, отчего все более уставал. Дороти же держалась чуть сзади, она плыла, разводя руки в стороны, подобно лягушке, и могла так проплыть много миль, почти не утомившись. А так как воду и море она любила, то вода была ее другом, и если в самом деле усталость вдруг овладевала ею, то Дороти переворачивалась на спину и отдавалась воле волн.
Она видела, что Алекс плывет энергично, резко машет руками, так что вначале она за него не беспокоилась, даже позавидовала мощи и резкости мужских движений. Но чем ближе они подплывали к берегу, тем резче, неровней и как-то судорожней становились гребки Алекса, и вдруг Дороти с ужасом поняла, что он плывет уже из последних сил. И испугалась, что не сможет вытащить его на берег, если что-то случится.
И в тот момент, когда Дороти испугалась за штурмана, сердце ее перевернулось, и в нем поселилось чувство к молодому человеку.
…Впереди, уже в ста ярдах, волны разбивались о стену берега и дальше крутыми белыми валами неслись, уменьшаясь, по песку мелководья. Именно там и было труднее всего плыть.
Неизвестно, чем бы завершилось это купание, если бы в дело не вмешалась третья сила – совсем недалеко Дороти вдруг увидела черный треугольник, словно вырезанный из чугуна. Треугольник поравнялся с пловцами, обогнал их и начал делать круг, как бы отрезая их от полосы прибоя.
Дороти не сразу догадалась, что это такое.
– Смотри! – крикнула она Алексу.
Тот понял, что их все же настигла акула – безжалостное чудовище океана, и надежд добраться до столь близкого уже берега почти не осталось.
– Скорее! – крикнул он. – Скорее, я тебя закрою. Это акула!
Треугольник высотой в два фута несся по кругу, разрезая воду и не оставляя за собой белой полосы, настолько он был приспособлен природой к этой цели. Теперь он уже мчался обратно, навстречу им, будто намеревался разрезать их так же, как разрезал волны.