Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.6
Шрифт:
– Ах, – произнесла Регина, – как жаль, что мы доставляем кому-то неудобства.
– Кормчий будет счастлив, – отрезал молодой человек. – Сейчас вас проведут в каюту. А через…
– Через час, – сказала Регина.
– Через час за вами придут. Мой отец будет ждать вас.
Молодой человек повернулся к ним спиной, но сделал это так неловко, словно и не хотел поворачиваться. И тут Дороти поняла, в чем дело, – Камар был горбат.
Он не принадлежал к тем низкорослым, приземистым, уродливым горбунам с могучими, свисающими до земли руками.
Чуть прихрамывая и не оглядываясь, молодой человек удалился, и за ним ушли несколько человек, тогда как один из оставшихся, бородатый толстяк с красными щеками и губами и будто нарисованными широкой кистью червяками бровей, сказал, указывая пальцем себе на грудь:
– Саид.
– Рахман, – ответила Регина. – Якши.
– Что вы сказали? – спросила Дороти.
– Это какие-то их вежливые слова, я легко подхватываю другие языки, но не всегда помню, что значит вся эта чепуха.
Регина увидела, как двое матросов уводят в сторону Дейвиса и Генри.
– Мы увидимся! – крикнула она спутникам по путешествию.
– Дай-то бог, – ответил Дейвис.
– Вы нас не забывайте, госпожа, – вторил ему Генри. Матросы чувствовали себя неуверенно и робели. В море, в шлюпке, они были смелее.
– Я о вас помню, – отмахнулась полной ручкой Регина. – Ничего с вами не случится.
Саид что-то говорил госпоже по-арабски, видно, уверившись в ее обширных знаниях. Дороти огляделась.
Баггала вряд ли намного уступала «Глории», но корпус английского судна был куда более массивным и высоким, отчего в «Глорию» помещалось куда больше товаров. Мачт на ней было больше, и стояли они теснее, а многочисленные паруса, наверное, помогали быстрее передвигаться. Но стоило Дороти шагнуть к борту и поглядеть, как расступаются волны перед носом баггалы, как она поняла, что эта лодка не уступит в скорости даже «Клариссе». Да, на ней стояло лишь два паруса, но размеры их были за пределами воображения – косая рея главного паруса поднималась ярдов на пятьдесят над палубой, а его треугольник мог бы закрыть собой церковную колокольню в Лондоне…
– Закрой рот, – заметила Регина, – приди в себя и не изображай деревенскую дурочку перед лицом этих дикарей.
– Иду, – смутилась Дороти. – А что будет с нашей шлюпкой?
Вдруг Дороти стало жалко шлюпку – пустая, брошенная, она плывет сейчас, привязанная за веревку к корме баггалы.
– Мы должны будем заплатить за переезд, – ответила Регина. – А такая шлюпка стоит больших денег.
Дороти поняла, что Регина уже начала выгадывать, мысленно торговаться с господином Абд-ар-Рахманом, которому предстоит теперь завозить знатную даму в Рангун или Калькутту.
Саид провел дам в каюту на корме, по странному совпадению расположенную почти там же, где каюта Регины на «Глории», и лишь немного
Каюта была устлана коврами, там стояли две низкие тахты и невысокий круглый стол. Зато не было ни стульев, ни обеденного стола. Дороти этому не удивилась, потому что она знала, что восточные люди сидят на коврах или низких диванах и берут пищу руками.
Видно, кормчий был вынужден спешно покинуть свою каюту, потому что на одной из оттоманок валялись какие-то халаты и шаровары, на ковре стояли рядышком расшитые золотом туфли с загнутыми носками, словно из сказок «Тысячи и одной ночи», которую Дороти читала еще девочкой.
Когда Саид, кланяясь, ушел из каюты, Регина, полная неожиданностей, сказала, как бы продолжая вслух мучившую ее мысль:
– Я поняла, почему он так на тебя глазел. Ты же в моем драгоценном платье! Конечно же, он судил по платью и решил, что ты тоже дама! Вот чепуха!
Последнее относилось к очевидной слепоте горбатого араба.
– Видала, какой урод!
– Он мне не показался уродом.
– Разумеется. Тогда снимай мое платье. У тебя в сундуке есть твое. После тебя все вещи приходится выбрасывать!
Это было несправедливо, потому что больше недели Дороти в этом платье провела в шлюпке, а до того несколько дней в лазарете. Вряд ли можно было сейчас различить, каким оно было раньше. Нет, этот несчастный араб глядел на нее потому, что видел в ней красивую девушку. Именно так!
Убедить себя было нетрудно, с госпожой Дороти не стала делиться своими догадками.
– Сходи спроси воды, – приказала Регина. – Конечно же, они забудут.
– А как вода по-арабски? – спросила Дороти.
– По-моему – су. А может быть, я ошибаюсь.
Но Дороти не пришлось объясняться с арабами, потому что как раз в этот момент, не постучавшись, вошли два молодца с тазами и кувшинами. Они попытались объяснить Регине, что готовы полить женщинам, но Регина выставила их и сказала, попробовав воду кончиком пальца:
– Я встану в таз, ты будешь поливать меня из кувшина. Вообще-то вода могла быть погорячее.
Регина мылась долго и почти не оставила воды служанке, может быть, даже сделала это нарочно. Это было наказание за внимание молодого горбуна. Дороти имела основание так думать, потому что Регина ни с того ни с сего вдруг заявила:
– Самое большое уродство – это горб. В этом есть что-то отвратительное. И не отвечай, я знаю, что ты мне ответишь. Кстати, ты заметила, какой у него изумрудный перстень?
– Нет, мэм.
– Глупо. Такие вещи женщина обязана замечать. Женщина призвана ценить дорогие и прекрасные вещи.
Наконец Регина была готова к визиту к хозяину судна. Они вышли из каюты.
У дверей сидел на корточках чернолицый мальчишка в коротких панталонах. Увидев выходящих женщин, он с гортанным криком помчался прочь, и не успели они отойти и десяти шагов от каюты, как появился сладкий Саид и стал, разводя руками, приглашать их за собой.