Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.6
Шрифт:
– Я вам все объясню, – сказала Дороти. – Сейчас я только могу сказать, чтобы вы не удивлялись… Ничего удивительного в этом нет…
– Не стесняйся, – мрачно произнес Алекс. – Не стесняйся, мы тебя не съедим.
– Ну, хорошо, только не смейтесь… Дело в том, что я принцесса королевства Лигона, а освободил нас мой дядя – король Лигона.
Потрясенные англичане смотрели на служанку миссис Уиттли, а Алекс только и смог вымолвить:
– Еще этого мне не хватало!
На плацу, стоя на помосте под виселицей, что придавало всей сцене жуткий, зловещий оттенок, король Лигона творил суд,
Бо Нурия стоял на помосте, над ним покачивались петли, шесть петель, – одна для его любимой племянницы Ма Доро. А на Востоке не прощают такого оскорбления царствующему дому. Кинув взгляд на петлю, король Лигона перевел его на толпу пленных. Даже в ней побежденные стояли по чинам, не смешиваясь. Впереди – офицеры, некоторые с женами, которые решили разделить участь своих кормильцев, среди них и полковник Блекберри, которого поддерживал доктор Стренгл, далее понуро стоял мистер Джулиан Уиттли, который лицезрел сегодня крушение всех своих жизненных планов и надежд, рядом с ним, настороженная, нахохленная, стояла Регина, вытирая локтем пот, катившийся по крутому лобику. К фактору жались служащие и клерки Компании, англичане и англоиндийцы, которым англичане всегда доверяли больше, чем туземцам. Наконец, далее, сгрудившись, но не смешиваясь, стояли английские моряки и солдаты и индийские сипаи. В отличие от командиров, ни те ни другие, раз уж бой закончился, не испытывали страха за свою судьбу и ждали, чем кончится это стояние на жаре, после чего можно будет удалиться в казарму и ждать решения своей участи.
Король поднял руку, призывая всех замолчать. Низкий неразборчивый гул постепенно прервался. Король поманил к себе молодого индуса, который служил у него переводчиком. Индус покинул группу лигонцев, стоявшую у помоста лицом к англичанам. В той группе были Бо Пиньязотта и его глухонемой сын, несколько придворных в латах и боевой одежде, с лицами, расписанными полосками – знаком войны. Раньше мужчины в Лигоне татуировали на щеках и на лбу знаки рода и знаки войны, но теперь их рисовали только во время похода, ведь татуируются лишь дикие люди гор!
Пока индус поднимался на помост, Бо Нурия отыскал глазами свою племянницу и улыбнулся ей.
Дороти и ее сотоварищи по тюрьме стояли отдельно ото всех в стороне, под навесом замолчавшей кузницы. Этим они как бы отделились от англичан, которые их хотели убить, и от лигонцев, которые все же, что ни говори, были туземцами, да и сами не звали англичан присоединиться к ним.
Бо Нурия заговорил, и индус начал переводить его речь на английский язык:
– Я, король Лигона и повелитель трех тысяч белых слонов, – произнес Бо Нурия, – пришел в Рангун взять у феринджи пушки, которые нужны мне, чтобы не пустить моего соседа
Бо Нурия сделал рубящий жест правой рукой – с пушками было покончено. Хотя Дороти было ясно, что лигонцам предстоят нелегкие дни. На плац долетали шум и даже раскаты отдаленного грохота – лигонцы запрягали буйволов и слонов, чтобы тащить сорок готовых к пути пушек поперек равнины, далее в горы, за Пегу. В пути следовало отбиваться от рангунского и пегуанского гарнизонов, которые будут подняты бирманцами, чтобы остановить Бо Нурию, а также преодолевать размокшие от дождя дороги.
Но это – завтрашний день. Сегодня лигонский король – победитель. Его смелый план удался.
– Я хотел сказать, – продолжал король, – что в моем государстве хорошая жизнь. Мы много платим мушкетерам и артиллеристам, которые нам служат. Если английские артиллеристы и офицеры согласятся поехать с нами, то я обещаю, что вы будете получать жалованье вдвое большее, чем платит вам английский король. Когда же вы захотите уехать, мы не будем чинить вам препятствий…
– А может, это выход? – прошептал стоявший рядом с Дороти артиллерист.
– Вы же британский офицер! – возразил Фицпатрик.
– Мне так не нравится висеть вон так…
Король, как будто послушавшись артиллериста, тоже поднял голову, глядя на петли.
– Мы не хотели никому зла. Мы взяли пушки и уйдем, – продолжал он. – Мы даже просим прощения у тех, кому мы нанесли вред или кого убили. Но вы – плохие солдаты, раз вы пустили в крепость стадо буйволов. Так воевать нельзя.
Из цепи лигонцев, оцепивших помост, донесся смех.
– Когда вы будете воевать с Авой, запомните это.
Смех повторился.
Но среди англичан он не нашел отклика. Они хранили мрачное молчание. Даже среди сипаев и солдат, до того вполголоса обсуждавших предложение короля о поступлении к нему на службу, наступила тишина.
– Мне надо уходить, – сказал король. – Мы свое дело сделали. Нам предстоит большая дорога. Но все же мне придется еще задержаться…
Король ждал, пока индус переведет его слова, и глаза его непрестанно шарили по толпе, искали кого-то.
– Вы, оказывается, не очень дружно живете. Как скорпионы в банке, вы жалите друг друга. Вы сегодня так хотели посмотреть на смерть собственных офицеров, что забыли закрыть ворота и пустили меня к вам в гости. Если в одном войске офицеры казнят офицеров, это значит, что в нем нет согласия и оно будет побеждено даже слабейшим, но я не стал бы говорить об этом, если бы вы не решили казнить невинную девушку, почти девочку, потому что ее невзлюбил главный палач англичан. Тот самый, который устроил казнь своих же офицеров. Я думаю, что человек, который устраивает суд над своими товарищами и получает удовольствие, стараясь убить девушку, – это зверь, ядовитая змея, которой нет места на этой земле. Где он, этот убийца?
– Туда ему и дорога, – прошептал помощник капитана.
– Я давно это предлагал, но не вслух, – поддержал его артиллерист.
– Вы забываете, господа, – возразил Фицпатрик, – дело идет о жизни высокопоставленного британского офицера. Мы должны вспомнить, что мы – патриоты.
– А он вдвое больший патриот, чем вы, капитан, – заметил Алекс.
Наконец король отыскал в толпе полковника.
– Пускай он придет сюда, – сказал король, – и сам выберет себе петлю. Он хотел погубить шестерых, нам достаточно его одного.