Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.6
Шрифт:
Поэтому Дороти ограничилась тем, что поведала о выстреле «откуда-то».
– Да, это замечательный предлог расправиться с тобой, – сказал сокрушенно Алекс.
О, как он побледнел и исхудал за эти дни!
– Боюсь, что ваша судьба была предрешена раньше. И если бы не мистер Пимпкин, который вас вчера защитил, то вы разделили бы нашу судьбу еще раньше…
– Что об этом говорить! – вздохнула Дороти. – Он же не раз пытался меня убить… И даже посылал своих подручных…
«Потом расскажу о смерти плотника, – подумала она. – Успею…»
– А опасная ли у полковника рана? – с надеждой спросил артиллерийский офицер. – Выживет ли он?
– Боюсь, что рана не опасная, в руку.
– Как жаль, – произнес артиллерист.
– Откуда же стреляли? – спросил помощник капитана.
– Как я понимаю, снаружи, с большого дерева за стеной фактории.
– Жаль, что это был не я, – сказал Алекс. – Я бы не промахнулся.
– Молодые люди, – остановил своих товарищей по несчастью капитан Фицпатрик. – Вам представляется, что если со сцены уйдет один, самый очевидный злодей, то наступят славные времена и восторжествует справедливость. О, какое это заблуждение! Подумайте, главный ли человек в этой интриге полковник Блекберри? Я сам отвечу: отнюдь не главный. Его используют супруги Уиттли. Я в этом убежден. Джулиану Уиттли надо доказать Компании, что в возможном провале похода он не виновен. Его жене требуется доказать, что ее поведение во время плавания было безупречным, а приключения ужасными! И конечно же, полковнику Блекберри важно доказать, что он вел себя безукоризненно, как настоящий лев, а не отсиживался во время боя где-то ниже лазарета.
Слушатели кивали, соглашаясь с Фицпатриком. И хоть его речь предназначалась скорее для Дороти, она поняла, что Фицпатрик повторял эту речь не единожды и что она выражает общее мнение всех узников.
– К сожалению, – продолжал Фицпатрик, – вы, Дороти, тоже плохой свидетель. И конечно же, Регина вас боится. Она понимает, что ваш рассказ о жизни в бирманской семье – неправда. Потому что вы согласились с ее лживыми утверждениями о буре в море и гибели всех остальных пассажиров шлюпки. Она лжет, а вы соглашаетесь с ложью! Зачем? Вы для нее смертельно опасны. И я почти уверен, хотя, может быть, вам горько это сознавать, что именно миссис Уиттли стоит за вашим арестом и решением полковника вас казнить. Теперь даже Пимпкин вряд ли вас спасет – налицо таинственный выстрел вашего сообщника…
– Сколько времени? – спросила Дороти, сделав вид, что не расслышала последнего слова капитана.
– Одиннадцатый час.
– Они хотят казнить нас перед обедом, чтобы потом с чистым сердцем усесться за стол.
– Два часа? Осталось два часа? – вдруг испугался артиллерийский офицер. Конечно же, его зовут Генри. Генри-артиллерист.
Капитан Фицпатрик опустился за стол. Он склонил поседевшую за последние недели голову и глядел на крышку стола, словно ждал от нее ответа…
–
Дороти взяла Алекса за руку. Рука его была прохладной и сухой. Это хорошо. Это так приятно… Его пальцы сжались, обнимая пальцы девушки. Дороти легонько потянула Алекса в сторону. К счастью, камера была низкой, но обширной. Видно, ее не всегда использовали как тюрьму, порой – как склад для ценных товаров.
Дороти отвела Алекса в угол, где было свалено слежавшееся сено.
– Вы здесь спите? – спросила она.
– Вы угадали.
Дороти села на сено.
Страх, недавно охвативший ее при виде смертельно испуганного артиллериста, куда-то исчез. Спрятался. Он, конечно, вылезет, когда за ними придут, но давайте сейчас вообразим, что нас всего-навсего посадили в тюрьму.
– Давай просто думать, – прошептала она Алексу, – что нас посадили в тюрьму и забыли о нас. И нам даже повезло, что мы оказались в одной камере. Так что, если все отвернутся, ты можешь меня поцеловать.
– Что ты говоришь…
– Тебе не нравятся мои слова?
– Подумай, Дороти, зачем мы будем притворяться… Мне уже не так страшно умереть самому, но мысль о том, что и ты попала в эту ловушку, совершенно невыносима!
– Алекс, – сказала тогда Дороти, – я давно собиралась тебя спросить: как ты ко мне относишься?
– Я люблю тебя, – сразу ответил Алекс. – Я любил тебя все эти недели, пока не знал, что с тобой, где ты, жива ли ты! Я молил Господа, чтобы он забрал мою жизнь и оставил тебя на земле. И знаешь, когда меня приговорили к смерти, я счел это ответом судьбы на мои молитвы. Да, значит, Небо согласилось оставить тебя в живых…
– Милый! – Дороти погладила его руку. – Какой ты наивный! Неужели ты не знаешь, что Небо не вступает в договоры с людьми? Это – дело дьявола.
Алекс улыбнулся.
Дороти прижалась к нему, подняла голову и поцеловала его в щеку.
И поняла, что щека молодого штурмана горячая и соленая.
– Неужели все мужчины в Польше такие странные? Зачем же плакать, если мы вместе?
– Черт побери! – взревел Фицпатрик. – Я слышал ваши слова, дети мои! Я не могу этого выносить. Слушайте меня, офицеры! Нас пятеро. Пока среди нас не было этой невинной девушки, которая имела неосторожность полюбить нашего Алекса, я готов был пойти на смерть, потому что на самом деле чувствовал вину за то, что «Глория» попала в руки к врагу. Но сейчас я изменил свое решение.
– Говорите, капитан. – Помощник Фицпатрика поднялся с кучи соломы у двери. – Я чувствую, что вы что-то придумали.
– Говорите, капитан! – воскликнул артиллерист, который был готов к любому решению, только чтобы не идти на казнь, как баран.
– Я понял, что раз мы стали жертвой заговора, то наш долг, как офицеров Его Величества, сражаться до последней возможности против врагов трона.
– И что делать? Вы только прикажите, капитан! – потребовал артиллерист.