Киреевы
Шрифт:
— Мария Михайловна! — позвала Катерина из детской.
— Извините, — это, наверно, Юрик с Верочкой никак поладить не могут. Необходим материнский авторитет, — с улыбкой сказала Киреева, поднимаясь из-за стола.
Как только она вышла, Виктор подсел поближе к инженеру:
— Смотрю я на вас… Прекрасно сшитый пиджак, шикарный галстук, а таких великолепных туфель на каучуке нет ни у кого во всем городе, не только что на заводе.
— Что вы хотите этим сказать? — настороженно спросил Сергей Александрович.
— Ничего особенного, — пожал плечами Виктор. — Внешний лоск — вещь невредная, так же как и туфли на каучуке. Все это вы приобрели во время заграничной командировки. Приобрели для себя. А мне бы хотелось знать, что получил в результате вашего путешествия завод?
С изысканным полупоклоном Глинский ответил в тон Виктору:
— Об этом знает директор завода и все, кому положено знать. А вы, юноша, вероятно, слыхали, что существуют производственные тайны. Интересоваться ими я вам не рекомендую.
— Разговорчиками о производственных, военных и других тайнах часто прикрывают пустоту, — вспылил Виктор.
Сергей Александрович молча пожал плечами.
Инженер на десять лет старше своего собеседника, несмотря на это, постоянные колкости Виктора выводят его из равновесия, и только воспоминание о нежном девичьем лице заставляет сдерживаться. Глинский любит Наташу Кирееву и надеется назвать ее своей женой. Не в его интересах ссориться с Наташиным братом.
Виктор сразу остыл и понял, что зашел слишком далеко. Но признаться в этом перед Глинским, да еще извиниться было выше его сил.
Потянулись минуты напряженного молчания.
— Можно к вам? — раздался из передней девичий голос.
Виктор радостно откликнулся:
— Конечно, можно! Заходи, заходи, Тася. Девушка вошла и остановилась у порога. Она была закутана в серый дождевой плащ. Струйки воды скатывались с капюшона и медленно ползли вниз.
— Дальше не пойду, Витя, — сказала девушка. — Я же совсем мокрая. Видишь, с меня течет. Наташа дома?
— Наташи нет, — ответил Виктор, осторожно снимая дождевик с узких девичьих плеч.
— А почему у тебя туфли сухие? — удивился он. Простенькие парусиновые лодочки на стройных загорелых ногах выглядели так, словно их только что принесли из магазина: белые, без единого пятнышка.
— А я их под плащом несла, босиком шла, — спокойно ответила Тася.
Сергей Александрович с любопытством посмотрел на нее. Неважно сшитое клетчатое платье не могло скрыть изящества ее хрупкой фигуры. Длинные темные косы оттягивали назад маленькую головку. Тонкое бледное лицо освещалось большими синими глазами. Эти глаза, опушенные темными ресницами, умоляюще смотрели на Виктора:
— Витенька, милый, где мне найти Наташу? Я ведь из-за нее в такой дождь пришла. Нужна она мне очень.
— Рад бы помочь тебе, но Наташа прямо из института поедет на аэродром встречать отца. А в чем там У тебя дело, если не секрет?
— Какой секрет! Письмо от пионеров привезла Наташе. — Тася достала из кармана узенький белый конверт и протянула его Виктору.
— Вот, передай! — И тут же спохватилась: — А как я ответ получу? Мне ответ срочно нужен.
— Письмо не запечатано. Можно я прочту, вместе сообразим, как быть, — предложил Виктор.
— Пожалуйста, читай, — согласилась Тася. Виктор прочел вслух:
— «Дорогая Наташа! Вы сами были пионеркой и пионервожатой, поэтому вы поймете нас и поможете. Завтра у нас в лагере встреча с Героем Советского Союза товарищем Дружининым. Он нам расскажет о себе. А мы для него будем показывать наши лучшие танцевальные номера. Мы их уже давно готовим. Но дядя Вася сегодня заболел и некому играть на баяне. У нас в лагере есть и пианино. Мы знаем — вы хорошо играете на пианино. Только, пожалуйста, не отказывайтесь, а то у нас все сорвется».
Полстраницы было занято старательно выведенными подписями.
— Это ты научила? — спросил Виктор Тасю.
— Я, — ответила девушка. — Когда Наташа была нашей пионервожатой, на всех вечерах играла. Ты-то разве забыл?
— Наталья Николаевна не сможет завтра провести вечер у пионеров, — неожиданно вмешался Глинский. — Она идет слушать «Кармен». Поют москвичи.
— Наташа не откажет пионерам! — запальчиво крикнул Виктор.
Тася стояла в раздумье:
— Я помню, что Наташа и раньше очень любила эту оперу. Она, наверно, нам не откажет, но лишит себя большого удовольствия. Мне не хочется этого, Витя. Как же быть?
Тася вопросительно подняла глаза на Виктора.
— Добрая ты, Тася! — растроганно сказал юноша. — Хочешь я приеду к вам и буду, как дядя Вася, на баяне играть?
— Конечно, хочу, — обрадовалась Тася, — а я и забыла, что ты играешь на баяне. Это будет замечательно! Непременно приходи завтра к десяти утра на репетицию.
Маленькие розовые губы открылись в радостной улыбке. От этой улыбки, от блеска зубов лицо Таси стало таким чудесным, что и Глинский невольно залюбовался ею.
Виктор не сводил с Таси глаз:
— Я провожу тебя, можно?
— Не надо, я побегу… Мама ждет, еще рассердится. Смотри, не забудь завтра! — Последние слова донеслись издалека.
Виктор сорвал с вешалки свой плащ и побежал вслед за девушкой.
Буря уже стихала, но ливень продолжался с прежней силой. Таси нигде не было видно. По улице, как светлячки, то потухали, то снова загорались огни ручных электрических фонариков. «Куда она исчезла?»
— Тася! Тася! — кричал Виктор.
Словно в ответ, раздался автомобильный гудок, и, разбрызгивая воду, подъехал легковой автомобиль.