Киреевы
Шрифт:
— Хотя, признаться вам по секрету, — добавила она иным, доверительным тоном, — я долго колебалась, прежде чем решилась на такой шаг. Я не согласилась бы выйти замуж за Соколова, если бы не его настойчивость и изобретательность.
— Настойчивость и изобретательность? — переспросил еще не пришедший в себя Андрей, — как это понять?
— Очень просто, — ответила Ляля. — Юрий всеми средствами добивался моей любви. Шел на все, чтобы получить мое согласие и… я не устояла перед силой его любви. Он грозил покончить с собой, если я не соглашусь быть его женой. Не могла же я стать убийцей?!
Ляля эффектным движением беспомощно опустила руки, ее глаза выражали полную покорность судьбе.
«Актерка! Врет все!» — рассердился Андрей, но вслух ничего не сказал. Его молчание Ляля приняла за сочувствие и с увлечением продолжала рассказывать, как она осчастливила Соколова.
В другое время Андрей не отказал бы себе в удовольствии зло вышутить свою неумную и самонадеянную собеседницу, но сейчас ему было не до шуток. Он думал о том, каким тяжелым ударом будет эта нелепая история для Николая Николаевича. Он так любит Юрия, так привязан к нему. С присутствием Ляли в жизни Соколова он никогда не сумеет примириться.
«Эта девчонка может быть не только пошлой, но и опасной, — сказал как-то Николай Николаевич Андрею… А сейчас она — жена Соколова».
— Вы друг Юрия, значит и мой, не правда ли? Не ожидая ответа, Ляля вкрадчиво попросила:
— Помогите мне уломать Юрия, чтобы он не вздумал опять связаться по работе с Николаем Николаевичем. Он мечтает испытывать киреевский самолет и ради этого готов упустить более выгодную работу, я уже все выяснила. Правда, разница не так уж велика, но чего ради бросаться деньгами? Нам каждая копейка дорога. Не век же будем мы жить в гостинице. Я хочу получить квартиру и обставить ее так, чтобы все от зависти лопнули… Куплю ковры, медвежьи шкуры, серебро, сервизы. У Юрия ничего нет, несмотря на то, что он столько зарабатывал. И знаете куда он деньги девал? Сестре посылал… бедным родственникам… Я это прекращу. А тут еще Юрий обязательно хочет устроить меня на работу. А к чему? С голоду мы умираем, что ли? Подумаешь, кто-то скажет ему, что у него жена «барынька». Так из-за этого мне восемь часов «трубить»? Рано утром вставать и бежать на трамвай? Жене Соколова? Дудки! В Москве столько интересного, я здесь и без работы найду чем занять время… Как будто я не имею права иметь собственные, вкусы!
Ляля увлеклась и не заметила, как изменилось лицо Родченко, губы его плотно сжались.
«И это ничтожество называется женой? Да, посочувствуешь Юрию. Как был прав Николай Николаевич…»
Андрей почувствовал, его охватывает злоба. Встать и уйти, бросив на прощанье, что ему противно ее общество.
Сдержав себя, он посмотрел на часы:
— Оказывается, уже поздно, я должен идти. Очень жалею, что не могу дождаться возвращения Юрия Петровича.
Ляля пробовала уговорить Андрея посидеть еще, но он категорически отказался:
— Не могу… Я должен немедленно уйти…
В тоне, которым он произнес эти слова, звучало откровенное презрение.
Гигантская битва продолжалась на всех фронтах от Черного до Белого моря. Но так как врага уже отогнали на сотни километров от Москвы, жизнь в гарнизоне дивизии Авиации дальнего действия стала много спокойнее. Сигналы воздушной тревоги уже не врывались в ночную тишину. Совсем прекратились путешествия в бомбоубежище. Кое-где в квартирах снова зазвенел детский смех, и неунывающие ребятишки весело засновали в узких проулочках между домами.
Дети играли, весело шумели — совсем почти как до войны, но отцы их редко и ненадолго появлялись дома, а матери тихонько вздыхали и иногда плакали но ночам. Рано утром женщины спешили в штаб узнавать, вернулись ли с боевого задания их мужья, братья. Каждую ночь наши тяжелые бомбардировщики сбрасывали свой смертоносный груз на вражеские объекты в ближних и далеких тылах врага.
Бои становились все напряженнее. Особенно там, где фашистская армия рвалась к Сталинграду. Ежедневно немецкое командование получало истерические приказы фюрера — немедленно и окончательно взять волжскую крепость. Но разве это было возможно? Советские бойцы продолжали отстаивать каждый метр площади в полуразрушенных домах., И если они гибли на своем посту, то это была героическая смерть — ценой своей жизни воины оплачивали жизнь, свободу, счастье миллионов людей, великую победу.
Советская авиация вместе с пехотой, артиллерией, танками уничтожала врага на сталинградской земле. Летчики Авиации дальнего действия участвовали в этих исторических сражениях. Дни и ночи проводили они на аэродромах и в воздухе. Военные инженеры и техники без устали готовили машины к боевым полетам. Количество этих полетов достигало неслыханных цифр.
Подполковник Соколов вместе с генералом Головиным вылетел на Сталинградский фронт. Юрий Петрович был доволен, что снова попал в боевую обстановку. Испытывая самолеты на далеком от фронта заводе, он знал, что делает большое, нужное дело. Но относительное спокойствие в работе и быт, близкий к мирному, раздражали его:
«Что же получается? Я живу вдали от фронта, от боевых дел с молодой женой, которая ничем другим не занята, только „создает мне условия“. Здесь не следует дольше оставаться. Испытание новой машины я закончил, другие испытания будут вести свои заводские летчики. Пора мне сесть на боевую машину».
Поэтому перевод в Москву, в дивизию генерала Головина, его искренне обрадовал.
Правда, Юрий Петрович неизбежно должен был здесь встретиться с Киреевым. А это его мало радовало. Тем более теперь, когда появился, пусть крохотный, червячок сомнения: не поторопился ли он с женитьбой на Ляле? Не следовало ли подождать, проверить и ее, и свое чувство?
Он был доволен, узнав, что и Николай Николаевич и Родченко отсутствуют. Николай Николаевич все время находился на заводе, где строился «К-2». Андрей был занят своими моторами. Все же в любой момент и тот и другой могли появиться в подмосковном гарнизоне. Соколов с облегчением вздохнул, когда ему предложили вылететь в Сталинград.
То, что он увидел там, в разрушенном, героически защищавшемся городе, заставило забыть все личные переживания. Какими мелкими показались они ему. Неужели он, зрелый человек, мог приходить в отчаяние из-за капризов жены? Просто начал закисать в тыловой обстановке. Юрий Петрович вспомнил недавнюю свою жизнь на Волге, тишину, покой природы. Здесь тоже была Волга. Но какая? Воды ее смешались с кровью, бензином, нефтью. Все бурлит, кипит от снарядов и бомб. Река загорается, и огненный поток льется вниз, к морю.
Юрий Петрович был подготовлен — слышал рассказы о Сталинграде. Но то, что он увидел, превзошло все, что он мог представить. Глазам открылась картина, которая потрясла его…
Наш буксирный пароход спокойно и деловито тащил с того берега баржу. Над ним стайкой кружились наши истребители, отгоняя фашистские самолеты.
— Раненых везут! — сказал офицер своему товарищу. Они оба стояли недалеко от Соколова и тоже смотрели на Волгу.
— Отсюда отвезут на тот берег боеприпасы, продукты, и снова возьмут на баржу раненых. И так один рейс за другим. Чудеса! Не правда ли? — Очевидно, рассказывавший был «старым сталинградцем», а его спутник появился здесь недавно.