Кирилл и Ян (сборник)

Дубянский Сергей

— Эй! Постой! — крикнул Шкет, и парень остановился, — не ходи туда!

— А куда?

— Чёрт… — Шкет отодвинул доску в заборе, — пролезай. Только учти — это мой дом. Только мой! И завтра ты уйдёшь. Запомнил?

— Запомнил, — парень впервые улыбнулся, — если я могу что-то помнить.

— Ты уж постарайся, — пробормотал Шкет, поднимаясь на крыльцо. Снял с двери замок (ключа к нему не было изначально, и выполнял он чисто психологическую функцию, но Шкету почему-то так казалось спокойнее); уверенно прошёл в комнату и, чиркнув спичкой, зажёг керосиновую

лампу. Возникшее в желтоватом свете замкнутое пространство создало иллюзию, если не уюта, то защищённости, — как тебе? — в голосе Шкета звучала законная гордость.

— А как мне? — переспросил парень, и Шкет решил, что разговаривать с ним всё равно, что со шкафом, оставшимся от прежних хозяев. Значит, ничего в его жизни и не изменилось — только еды ему сегодня достанется в половину меньше.

Да, шкаф в этом плане был более удобным собеседником…

— Есть хочешь? — спросил Шкет, настраивая керогаз.

— Да.

— Ну, ещё бы! Пожрать — это мы все здоровы, — Шкет усмехнулся. Повернул кран, и тоненькая струйка ударила в дно сковороды, — можешь умыться, если хочешь.

Вместо ладоней, парень подставил рот, а потом и вовсе жадно прильнул губами к холодному металлу.

— Сушняк, да? — с пониманием заметил Шкет, — может, ты перебрал, оттого и не помнишь?

— Если б я не помнил только то, что было вчера!.. А я ж ничего не помню.

— Тогда, похоже, опоили тебя чем-то.

Колбаса уже дёргалась в кипевшей на сковородке воде, и Шкет принялся чистить лук. При этом он неожиданно пришёл к выводу, что человек, какой ни есть, всё равно лучше шкафа.

— Знаешь, — он тупо смотрел на луковицу, — может, в этом и есть какая-то прелесть.

— В чём? — не понял парень.

— В том, чтоб ничего не помнить. Взять меня — я всё помню, но, думаешь, мне от этого лучше?.. А вот так, как ты — взять и начать с чистого листа… А то, лежишь ночью и вспоминаешь, что, и квартира у тебя была, и жена…

— И что с ними стало?

— Тебе это интересно?

— Нет, — парень покачал головой, — я думал, тебе интересно.

— И мне не интересно, но никуда ж не денешься, — смешав лук с колбасой, Шкет взял с полки «бычок», — куришь?

— Не знаю.

— Тогда и нечего начинать. Добро ещё на тебя переводить, — Шкет с удовольствием затянулся, — куртка у тебя хорошая. Только околеешь ты в ней зимой.

Докурив, он водрузил сковороду на стол и протянул гостю ложку.

— Давай. Только не забудь, хлеб надо ещё на утро оставить.

Весь ужин занял какие-то десять минут, и мысли Шкета вернулись в исходную точку.

— Знаешь, — он откинулся на спинку стула, — я к тому, что околеешь ты. Завтра сходим к отцу Геннадию.

— Кто это? — спросил парень.

— Поп. Он, таким как мы, старьё всякое раздаёт бесплатно. Люди ему несут, понимаешь, да?.. Я б тоже носил, чем выбрасывать… Там, кстати, хорошие вещи попадаются. Только не люблю я к нему ходить.

— Почему?

— Мы на жизнь по-разному смотрим, — усмехнулся Шкет.

— Почему?

— Почему-почему!.. Потому что он бога своего суёт везде!

А я ему как-то и говорю — что ж, мол, плохого я тому богу сделал, чтоб он мне такую жизнь определил? А он же грамотный — объясняет складно, и выходит всё вроде так и должно быть… только я-то знаю, что не должно!.. Но я ж его не переспорю. После два дня думал — всё вспомнил, по полочкам разложил и понял — нет, не прав он!.. Ну, да ладно — это наши вопросы. Я тебе покажу его, а дальше сам договаривайся — Шкет наполнил кастрюлю водой и вновь зажёг керогаз, — чаю надо попить — засыпать теплее будет. А уж когда заснёшь, оно вроде и ничего, — достал целый мешок сморщенных чайных пакетиков, — хорошо придумали с этими штуками, да?

Парень не ответил, и Шкет, повернув голову, увидел, что он задумчиво смотрит в угол.

— Чего ты там нашёл?

— Ты вот говорил… — взгляд парня просветлел, — я Бога вспомнил …

— Чего вспомнил? Ну, ты даёшь! — Шкет расхохотался, — до этого и отец Геннадий не додумался!

— Нет, я не то, — парень смутился, — я вспомнил, как меня крестили. На меня брызгали водой… священник такой огромный, с бородой… рядом стояли отец и мать…

— Ты вспомнил отца и мать?! — обрадовался Шкет.

— Нет, я вспомнил, что они стояли рядом, а, как выглядели, не помню…

— Сколько тебе было? — Шкет разлил по кружкам кипяток.

— Не помню… мало, наверное…

— Не можешь ты этого помнить, — уверенно заключил Шкет, — сам посуди — если ты не помнишь, где жил неделю назад, то через столько лет вспомнить, как на тебя брызгали водой?.. Так не бывает, понял?

— Может, ты и прав, — парень сразу сник, и Шкету захотелось подбодрить его.

— Но это не важно — ты, главное, пробуй вспоминать, — он отхлебнул огненную, бледную жидкость, — хорош чаёк!..

Больше они не разговаривали. По выражению лица Шкет понял, что парень усиленно напрягает память, пытаясь извлечь из неё хоть что-то полезное, и не хотел мешать ему. Потом они легли спать — не раздеваясь, забившись под единственное одеяло; легли рано, экономя драгоценный керосин.

Утром Шкет проснулся первым. Похоже, он и заснул первым, потому что в полудрёме слышал, как сосед вздыхает, ворочаясь с боку на бок. …И чего человеку надо?.. Сыт, крыша над головой есть… Это стало его последней мыслью перед тем, как серое осеннее утро осторожно заглянуло в окно.

Шкет вылез из-под одеяла и, несмотря на холод, умылся (этот ритуал он никогда не нарушал, так как призван был доказать его принадлежность к «роду человеческому»); потом подошёл к окну — на траве и по верхнему краю забора белел иней. Это расстроило Шкета — он-то в тайне надеялся на глобальное потепление, о котором вычитал в обрывке газеты, но, оказывается, всё враньё, и пора присматривать тёплый подвал, пока не все они заняты конкурентами.

…А, может, мне повезёт прям, сегодня?.. Это утро, как и каждое, начиналось с навязчивой мечты о пачке зелёных денег. Надо идти, пока их не нашёл кто-то другой!..