Кирилл и Ян (сборник)
Шрифт:
Когда стемнело, Женя включил свет и открыл бутылку. …А вот теперь пора!.. Жадно прильнул к горлышку. С непривычки мерзкая жидкость чуть не полезла обратно, но он продолжал сосать ее, пока в бутылке не начал гулко хлюпать воздух. Тогда он отвалился на постель и почувствовал, как все вокруг закачалось, поплыло, будто в театре меняли декорации; появилась… нет, не легкость — скорее, апатия, такая же огромная, как ночь, постепенно занимавшая город. Мысли бусинками раскатились по закуткам сознания. Женя перевернулся на спину и часто-часто задышал ртом; при этом в кромешной тьме он увидел, будто и стены, и мебель сделались другими, да и он сам,
— Я люблю тебя, и хочу. Ты моя, понимаешь? Ты уже моя…
Луч выхватил совсем детское лицо, которое беззвучно плакало; прикрытые глаза, сбивчивое дыхание, вздрагивающее тельце… Он, скорее, видел, чем слышал, как губы шептали: — Не надо, пожалуйста, милый… Нет… нет… Но пытался расстегнуть платье. Пуговицы не поддавались, и он стал их рвать, а она вздрагивала, но крепче прижималась к нему. Еще минута и…
Женя резко повернулся — даже во сне у него перехватило дыхание. Видимо, от этого движения что-то в памяти не сработало, и картинка замерла. Он больше не чувствовал ее дрожи, не слышал причитаний, а только видел лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами, и белые зубы, которые закусили нижнюю губу, чтоб не кричать от боли…
Опять что-то изменилось. Женя не понял, что именно, но теперь он бежал по пустой ночной улице, а из темноты на него смотрели глазами призраков чужие окна; он бежал, не оглядываясь и не сворачивая, сопровождаемый злорадным «нет… нет… нет…», которое слышалось со всех сторон. Вдруг он поскользнулся на чем-то влажном и мягком; наклонившись, в ужасе отпрянул — она лежала посреди грязной лужи в том же разорванном платье, с растрепанными волосами… Он наступил прямо на нее! А она, вяло улыбнувшись, прошептала:
— Вот, любимый, я больше никогда не смогу быть твоей…
…Сколько ж мне было?.. Кажется, шестнадцать, а ей четырнадцать. И звали ее… как же ее звали?.. Точно, Лариса… Тоже Лариса!.. Неужто в этом дело?!.. За одно мгновение в сознании возникли десятки самых разных женских лиц; он не помнил имен, не помнил, где и когда с ними спал; вернее, не успевал вспомнить, так быстро они менялись.
Вдруг та Лариса… нет, теперь уже Белая Женщина… выпорхнула из-под ног, коснувшись его холодной невесомой рукой. Женя снова пытался обнять ее, но хватал руками пустоту. К тому же вблизи она оказалась не просто некрасивой, а ужасной, но существовало нечто, заставлявшее вновь и вновь гнаться за ней. И когда Белая Женщина сорвалась с места, он тоже устремился вслед, а сзади слышались гулкие шаги невесть откуда взявшегося черного, безобразного полчища.
Жене удалось схватить край платья, и теперь она волокла его за собой по верхушкам деревьев, по людским головам, которые он разбивал в кровь своими тяжелыми башмаками, окунала в спокойную гладь озер, а за спиной дробно топотали тяжелые шаги. Еще ему что-то кричали, но слов он не разбирал, потому что летел за Белой Женщиной и думал, что когда-нибудь непременно настигнет ее.
Погоня продолжалась долго, но наконец Белая Женщина остановилась на берегу водоема. Женя тянул на себя подол платья, и оно поддавалось, комкалось. Женщина же растворялась в воздухе по мере того, как он срывал ее одежду. Вот, остался лишь воротник и лицо. Он ткнулся
Женя проснулся, скорчившись, как и в своем сне, только лежал он на чистой белой постели; одеяло валялось на полу, а в окно заглядывал хмурый рассвет. Голова раскалывалась, и очень хотелось пить. Он с трудом встал. Ноги не желали слушаться, но все-таки он сумел одеться и выйти из комнаты. Первая возникшая мысль его очень обрадовала: …Ночь прошла, и ничего не случилось! Хотя вряд ли такой сон лучше ночных стонов… Блин, неужто дело в той дуре-восьмикласснице?.. Сколько же лет прошло?.. Или все это бред, а совпадение имен чистая случайность?.. Нет, с больной головой такую проблему не решить… и все-таки я нашел хоть какую-то связь!..
Лариса стояла у стола и улыбалась, но Жене не было до этого никакого дела. Он вышел во двор; умываясь, выпил кружку воды прямо из бочки.
— Жень, идите завтракать, — крикнула Лариса с крыльца.
Он думал, что сможет что-нибудь съесть, но ошибся. Запах тушеной капусты поднял к горлу неприятный комок, поэтому он даже не стал садиться за стол.
— Ларис, извините, я очень спешу.
— Тогда до вечера, — она посмотрела на него, отправляя в рот очередную порцию.
…Она ест!.. Ест человеческую еду! Значит, она все-таки обычная женщина, и я с ней спал! — неожиданно вспомнил Женя, — ничего другого нет, и быть не может!..
Свежий морской ветер быстро прочищал мозги. …Сегодня был, точно, сон. Пусть кошмарный, но сон, и не больше. Но почему мне приснилась та Лариска?.. Тогда ведь все выглядело правильно — просто потом любовь не получилась… да и как она могла получиться, если мы в жизни-то ничего не смыслили!.. Дети, одно слово… Поэтому все должно оставаться в своем времени… Главное, что сегодня я проспал всю ночь, и ничего не произошло — ничто не стонало, не лезло в окна… Или я просто не слышал?.. Нет, нечисть смогла б заставить меня услышать, если ей это надо. Значит, ничего нет, и жизнь продолжается!..
Слесарь уже ждал его рядом с вновь привезенными баллонами с азотом, и Женя с удовольствием окунулся в реальность — главную и единственную реальность его машины.
…Надо все делать самому… — вспомнил он, брезгливо облачаясь в чужие грязные штаны и висевшую безобразным мешком куртку. Он не привык к робе, предпочитая руководить, но сейчас ситуация складывалась совершенно особая — он должен закончить все до вечера; только так можно избавиться от мракобесия, реального или мнимого.
К обеду Женя запустил систему; в наладочном режиме вывел траверсу вверх, и фиксаторы щелкнули, остановив ее в положении «Готовность». …Ну, с богом! Хотя стоп! Надо проверить защиту — здесь все надо проверять!.. Нажал кнопку ручного подъема бронелиста; лампочки на пульте вспыхнули, но сам лист, призванный защищать оператора в момент рабочего хода, остался неподвижен. Женя растерянно огляделся, но слесаря не было. Впрочем, это уже не важно — он сам спрыгнул в приямок и сразу увидел безжизненно мотавшиеся у самой земли шланг; вкрутил его, затянул и остановился, прежде чем вылезти. …Похоже, все сделано специально. Но зачем?.. — он представил, как осколки металла, вырвавшись из штампа, пулями летят в него, — за что они все хотят меня убить?!..