Кирон Голова-в-Облаках
Шрифт:
– Сэр, я никогда больше не создам такого.
– Но почему? Почему, Кирон? Ты - великий художник. Если ты пишешь так в начале своей карьеры...
– Так я больше не напишу, - повторил Кирон.
– Эту картину писала любовь.
– Он вдруг рассмеялся.
– Конечно, я смогу рисовать, чтобы жить, однако портреты мои будут в лучшем случае похожи на оригинал. А жить я буду, чтобы летать. Это мое истинное предназначение.
Хобарт ничего не сказал. Картина была великолепна. Но бедный мальчик, безусловно, спятил.
12
Сеньору Фитзалану картина понравилась. Он не знал, что все до последнего мазка сделано
Картину решили назвать "Прыжок мисс Фитзалан". Подписана она была просто: "Хобарт".
Но Элике знала, кто истинный автор, и пролила немало слез из-за того, что имя Кирона не будет стоять на полотне, которое навеки сохранит цветение ее юности. Она плакала еще и потому, что разглядела в картине подлинное мастерство и совершенство, источником которых являлась любовь. И еще она плакала потому, что волшебные дни остались позади, и теперь встречаться с Кироном, если им вообще доведется еще встретиться, надо будет тайком, украдкой, от случая к случаю. А вскоре и это станет невозможным: до свадьбы с Тальботом оставалось меньше месяца.
Сеньор Фитзалан прислал за Хобартом управляющего имением. Тот принес замшевый мешочек с семьюстами пятьюдесятью шиллингами и велел, чтобы вместе с Хобартом в замок явился Кирон.
Помня, как прошла последняя беседа Кирона с Фитзаланом, мастер Хобарт встревожился. Кирон, напротив, отнесся к этому совершенно спокойно. Он надел чистое белье, свою лучшую кожаную куртку и последовал за управляющим.
Сеньор Фитзалан принял его в комнате, которой Кирон раньше не видел. Помимо массы оружия, развешенного по стенам, медвежьей шкуры на полу, стола и двух кресел, там не было почти ничего.
Сеньор Фитзалан сидел за столом, поигрывая небольшим охотничьим ножом.
– Ну что, подмастерье, тебе понравилась картина "Прыжок мисс Фитзалан"?
– Тон был ровным, но вопрос прозвучал угрожающе.
– Сеньор, я... я...
– Кирон смешался, лихорадочно соображая, что может быть не так с полотном.
– Картина хороша, как и все прочие, нарисованные мастером Хобартом.
Фитзалан едва заметно улыбнулся.
– Ну, это скромно сказано... С момента нашей последней встречи я получаю на тебя донесения. Как хорошие, так и плохие. С каких начнем?
На лбу Кирона выступил пот, но остроумие его не покинуло.
– С плохих, сеньор. Чтобы потом было чем утешиться.
– С плохих, так с плохих. Тобою заинтересовался Святой Орден, Кирон. Мне сказали, что ты построил машину?
– Я только смастерил большого змея, сеньор, который...
– Достаточно, подробности мне известны. Святой Орден давно определил, что воздушные змеи являются игрушками. Между тем, если такая игрушка используется для противоестественного
Кирон сглотнул.
– Сеньор, я склоняю голову перед мудростью Святого Ордена.
– И правильно делаешь, мальчик. От машин попахивает костром. Ты когда-нибудь видел, как горит человек, Кирон?
– Нет, сеньор.
– А я видел, - спокойно сказал Фитзалан.
– Святой Орден более могуществен, чем все дворяне нашего острова вместе взятые, и это хорошо. Ибо он указывает путь, по которому нам следует идти. Я видел, как сожгли крестьянина, который придумал косилку. Видел, как сожгли кузнеца, который придумал паровой двигатель. Видел, как сожгли человека благородного происхождения - он баловался с электричеством и наконец получил свет, источником которого был не огонь. Видел, как сожгли бедную прачку, которой не хотелось выжимать белье, и она придумала для этого специальное устройство... Вонь при сжигании людей не сравнишь с запахом жарящейся свинины, Кирон. Я понятно выражаюсь?
– Очень понятно, сеньор.
– В таком случае баловству с машинами пришел конец, Кирон. Я написал Святому Ордену, что ты осознал свою глупость. В этот раз мне удалось тебя отстоять. Но не думай, что так будет и впредь.
– Очень вам благодарен, сеньор.
– И есть за что. Однако я тоже благодарен тебе. "Прыжок мисс Фитзалан" - отличная картина. К тому же условия,, которые я поставил твоему хозяину, были даже перевыполнены.
– Я счастлив это слышать, сеньор.
– И зря. Как раз это меня и беспокоит. Я велел занимать свободное время мисс Фитзалан в течение двух месяцев. Ты же умудрился растянуть удовольствие на три.
– Виновата моя сломанная нога, сеньор. Ей надо было зажить.
Сеньор Фитзалан ткнул острием ножа в сторону Кирона.
– Какое-то время моя дочь Элике была счастлива. Сейчас она рыдает. Можешь ли ты объяснить причину?
– Не знаю, что сказать, сеньор. Сеньор Фитзалан мрачно рассмеялся.
– И я, подмастерье, и я... От женщин всегда можно ожидать самого неожиданного. Мисс Элике говорила о тебе хорошо. Не очень, правда, но хорошо. Когда надо, она умеет следить за своим язычком... Тем не менее сейчас она рыдает. Через месяц - свадьба с Тальботом. А она плачет. Поразительно, не так ли?
– Поистине поразительно, сеньор Фитзалан.
– Разговор начал пугать Кирона.
– Так ты это учти. Есть вещи, о которых лучше не говорить, потому что потом их следует признать или отвергнуть. Иногда и то, и другое ведет к беде. А теперь, парень, не старайся показаться умнее, а просто скажи мне: понял ли ты, о чем я умолчал?
Кирон сглотнул, не отрывая взгляда от острия охотничьего ножа, направленного, казалось, прямо ему в сердце.
– Я понял вас, сэр.
– Ладно. Верю тебе.
– Сеньор Фитзалан отложил нож в сторону, вытащил небольшой замшевый мешочек и потряс им.
– За лошадь мне не стыдно, хотя я знаю, как мало разбирается в лошадях старый Хобарт. Да и наездница вышла весьма грациозной. Ты неплохо проживешь своим искусством, парень. Но не пытайся прожить чем бы то ни было другим.