Кишот
Шрифт:
Позднее, когда его империю постиг крах, люди, возможно, говорили:
– Он был слишком жадным. Он хотел завоевать весь мир. Он заявлял нам об этом прямо в глаза, он стоял перед нами и во всем признавался. А мы были слишком глупы, чтобы понять это.
Прежде чем продолжить рассказ, мы должны поподробнее остановиться на важности исторических корней или хотя бы на том, что наш добрый – или, как оказалось, не такой уж и добрый – доктор Смайл имел в виду, когда говорил о своих корнях в случаях, когда хотел затронуть эту тему. Мы уже упоминали его предполагаемого предка, которому в начале прошлого века отказали в американском гражданстве, ссылаясь на то, что он не является свободным белым человеком. Пришло время сорвать с этой истории завесу тайны – она зазвучит совсем по-другому, как будто мы сдернем с птичьей клетки платок и заточенная в ней птица начнет петь. Как нам удалось выяснить, его звали Далип Смайл, его имя впервые всплывает в истории как имя известного лондонского шеф-повара, работавшего сначала в “Савое”, а затем в “Сесиле”, который
– Возьмите любую семью индийских мусульман и проследите их род хотя бы на несколько поколений, – возможно, говорил он, – вы непременно найдете того, кто перешел в ислам из другой веры.
И более не желал ничего ни обсуждать, ни объяснять.
Ценным в биографии предка для него было то, что Далип Смайл был звездой, большим человеком и avant la lettre [7] звездным шеф-поваром, в большей степени любимым женщинами, в особенности после того, как он во всеуслышанье заявил, что блюда, которые он готовит, способствуют женской красоте и усиливают привлекательность, а карри и вовсе является мощным афродизиаком. До нас не дошло сведений о том, была ли его жена-англичанка рада его профессиональному успеху у женщин. Как бы то ни было, в один прекрасный день она скрылась в неизвестном направлении, и этот факт может рассказать о ее чувствах гораздо красноречивее любых слов; после ее ухода шеф Смайл неоднократно сочетался браком и разводился с чередой американских девушек, каждая моложе прежней. Он начал представляться принцем: принц Далип Смайл, четвертый сын эмира Белуджистана (ложь). Говорил, что является выпускником Кембриджа (ложь), а также близким другом короля Эдварда VII (правда). (Удивительно, но эта часть его собственных фантазий о себе отчасти воплотилась в жизнь: на короткое время король согласился быть патроном Далипа Смайла – это продлилось до тех пор, пока король не узнал, что остальные заявления Далипа Смайла о себе – ложь.) Золотой век шеф-повара – всего несколькими годами позже – был завершен. У него начались проблемы с законом.
7
Здесы Как сказали бы мы сейчас (фр.).
После того как ему было отказано в получении американского гражданства, Далип вернулся в Англию, но уже спустя несколько лет приехал обратно в Штаты с невероятно огромным числом сопровождающих. В то время в Америке действовал закон, накладывавший тысячедолларовый штраф на лицо, способствовавшее чьей-либо иммиграции путем предоставления ему в США работы. Далип Смайл сделал подобные предложения двадцати шести людям. Сам он отрицал это. Его обширное сопровождение состояло исключительно из туристов, говорил он, туристов и друзей. Власти на это не повелись. Ресторан “Шеррис”, испугавшись штрафа в двадцать шесть тысяч долларов (семьсот тысяч в нынешних деньгах), прекратил сотрудничество с шефом Смайлом, для которого начался период долгого упадка, в конце которого он вместе со своей последней женой-американкой вернулся в Индию, где его следы потерялись. Если в Америке у него остались дети, их имена неизвестны.
Индийская диаспора Атланты долгое время не знала этой истории. Версия, которую излагал доктор Смайл и которую все принимали без лишних вопросов, была сильно отредактирована. В ней кулинарный гений предка живописался в подробностях, а эпизоды, связанные с обманом, махинациями и мошенничеством, были опущены. И только после того, как случилось все то, что случилось, какой-то дотошный писака докопался до настоящей истории Далипа Смайла и выяснил, что для установления родства между знаменитым шефом и миллиардером-фармацевтом нет достаточных оснований. И вновь его товарищам, индийцам Атланты, оставалось лишь качать головами и удивляться собственной готовности быть обманутыми. “Он не просто сознательно претендовал на родство с аферистом, но и совершал тем самым аферу, – писала одна из индийских газет, – проявлял такую же наглость: он ничего от нас не скрывал, а мы, поддавшись его обаянию, были слепы. Так он поднялся высоко-высоко. Но теперь рухнул”.
В последнее время супруга доктора Смайла подняла его на недостижимую высоту. Сыновья доктора Смайла уехали в колледж, чтобы изучать там исключительно полезные вещи, механику и финансы, в то время как их мать, миссис Хэппи Смайл, была большой любительницей искусства и теперь, когда ее гнездо опустело, начала убеждать мужа, что им просто необходимо приобщиться к этому миру, даже несмотря на то, что он считает искусство совершенно бесполезной вещью, а связанных с ним людей – бесполезными людьми. Сначала мистер Смайл решительно отверг ее предложение создать семейный благотворительный фонд и жертвовать деньги на проекты в области искусства, но супруга стояла на своем; она выяснила, какое большое внимание арт-индустрии уделяют создатели препарата оксиконтин, и верно решила, что муж не сможет противиться духу соперничества. Она выбрала момент, когда муж с бокалом мятного джулепа в руках отдыхал после рабочего дня в тени рододендрона в саду их особняка на Пичтри-Баттл-авеню, и обратилась к нему:
– Мы должны делиться, ты согласен? – начала она. – Это правильно.
Мистер Смайл неодобрительно взглянул на нее, и она поняла, что разговор будет непростым. Поджав губы, она неодобрительно уставилась на него в ответ.
– Чем именно я должен делиться? – спросил он. – Что дал нам мир, чтобы мы должны были ему что-то отдавать?
– Ты меня не так понял, – начала так она мягко и вкрадчиво, как только умела, – я просто хотела сказать, что нужно показать всем, как мы благодарны обществу, которое помогло нам обрести очень-очень много всего.
– Общество не помогло мне приобрести ровным счетом ничего, – заявил он. – Все, что я имею, я заработал сам, потом и кровью.
– Этот оксиконтиновый кхандан, эта семья – вот кто много отдает, – миссис Смайл достала из кармана припрятанного туза, – их семью, их фамилию очень-очень уважают. Неужели ты не хочешь, чтобы нашу фамилию тоже очень-очень уважали?
– О чем ты говоришь? – в голосе мистера Смайла зазвучала заинтересованность.
– Их именем названо очень-очень много крыльев всего. У них свое крыло в Метрополитене, свое крыло в Лувре, свое крыло в британской Королевской Академии художеств. Тот, у кого очень-очень много крыльев, летает очень-очень высоко.
– Мы с тобой не птицы, к чему нам крылья?
– Дело не в крыльях. В “Тейт модерн” их именем назван эскалатор, в Еврейском музее Берлина – лестница. У них даже роза есть их имени, розовая. И еще звезда. Очень-очень много всего.
– А мне-то что за дело до астероидов и эскалаторов?
Ответ на этот вопрос она подготовила заранее.
– Брендинг, – провозгласила она, – продвижение продукта. Ты грамотно вкладываешь деньги в свое имя, и твое имя начинают любить. Очень-очень. Любовь народа очень-очень способствует бизнесу, разве нет? Все будет очень-очень здорово!
– Да, – согласился он, – любовь помогает бизнесу.
– А я про что. Пришло время делиться, понял теперь?
– Ты все это подстроила, – догадался он.
Она залилась краской и захлопала в ладоши.
– Оперные театры, художественные галереи, университеты, больницы, – перечисляла она, не переставая аплодировать, – все будут очень-очень счастливы, а твое имя станет очень-очень известным. Еще хорошо бы начать коллекционировать предметы искусства. Сейчас мода на все индийское. На китайское тоже, но мы патриоты и будем поддерживать свой народ, да? Цены растут прямо на глазах, инвестиционный потенциал у этого вложения отличный. В нашем доме столько стен! Мы сможем предоставлять картины из своей коллекции в постоянное пользование крупнейшим музеям, это тоже прославит твое имя, очень-очень. Разреши, я все устрою сама. Кстати, – привела она решающий аргумент, – в мире искусства женщины очень-очень красивые. Вот что я хотела сказать.
Мистер Смайл любил свою жену.
– Окей, – согласился он. – Крыло Смайла, корпус Смайла, галерея Смайла, балкон Смайла, дворик Смайла, лифт Смайла, туалет Смайла. И звезда Смайла в небе!
В ответ она запела.
– Когда ты улыбаешься, когда улыбаешься, – пела она.
– Весь мир улыбается вместе с тобой, – подхватил он.
Что ж, настало время раскрыть определенные секреты, которые тщательно хранили доктор Р. К. Смайл и высокопоставленные сотрудники его компании Smile Pharmaceuticals Inc (сокращенно SPI, произносится как английское spy, “шпион”). Эти секреты в первую очередь связаны с тайной жизнью главного продукта компании, сублингвального фентанилсодержащего спрея, InSmilfT, которому фирма во многом обязана своим процветанием, но отчасти касаются и других опиоидных препаратов, производство которых происходит на главном заводе SPI в Альфаретте, штат Джорджия (население 63038 чел.). История эта довольно некрасивая. В конце концов, мы говорим о человеке, находящемся на пике своей карьеры, щедром, пользующемся всеобщим уважением и даже уже почти любимом. Очень неприятно сбрасывать такой персонаж с пьедестала и открывать, что он – колосс на глиняных ногах. Подобные разоблачения бросают тень на всю диаспору, и многие сочтут их попыткой выставить на всеобщее обозрение грязное белье. Но что поделать: если здание начало рушиться, рано или поздно ваше грязное белье увидят все. К моменту, когда доктор Р. К. Смайл приехал к своему родственнику Кишоту, чтобы объявить ему об окончании их официального сотрудничества, компания SPI уже была объектом пристального внимания властей, хотя доктор Смайл не принимал эти подозрения всерьез. В это время миссис Хэппи Смайл энергично осваивала роль мецената в сфере искусства, и затеянные ею спонсорские проекты уже породили в обществе вполне благосклонные обсуждения перспектив присвоить имя доктора Смайла новому крылу Высокого музея искусств Атланты и вот-вот готовому открыться новому корпусу Центра сценических искусств Кобб Энерджи; какое-то время жители города даже склонялись переименовать и назвать его именем огромную площадь Джона Пембертона, на которой располагались музей “Мир кока-колы” и океанариум Джорджии.