Китаец
Шрифт:
Ужинала Хун в одиночестве. Часть китайской делегации расположилась за двумя длинными столами. Но Хун предпочла побыть одна.
Ночные мотыльки кружили возле лампы над ее столом.
После ужина она немного посидела в баре у бассейна, выпила чашку чая. Кое-кто из делегации, изрядно захмелев, пытался заигрывать с красивыми молоденькими официантками, сновавшими между столиков. Хун в негодовании ушла. В другом Китае такое не допускалось, со злостью думала она. Агенты госбезопасности давно бы вмешались. А замеченные в пьянстве и назойливости навсегда бы лишились права представлять Китай. Чего доброго,
Устроившись у себя на веранде, она размышляла о заносчивости, которая пришла следом за безграничной верой, что более свободная рыночная система капитализма будет благоприятствовать развитию. Дэн хотел придать ускорение колесам китайской экономики. Ныне же ситуация иная. Мы живем под угрозой перегрева не только в промышленности, но и в собственных наших мозгах. Не видим, что расплачиваемся отравленными реками, удушливым воздухом, отчаянным бегством миллионов людей из деревень.
Некогда мы пришли в эту страну, тогдашнюю Родезию, чтобы поддержать освободительную борьбу. Теперь, почти через три десятка лет после освобождения, мы снова здесь — как плохо замаскированные колонизаторы. Мой брат из тех, кто продает все наши давние идеалы. В нем нет ни капли достойной веры в силу народа и его победу, веры, которая однажды освободила нашу собственную страну.
Хун закрыла глаза, прислушалась к звукам ночи. Мало-помалу мысли о Ма Ли и их разговоре погасли в усталом мозгу.
Сон подступал все ближе, как вдруг к хору цикад примешался посторонний звук — хрустнула ветка.
Хун открыла глаза, выпрямилась в кресле. Цикады умолкли. И она сообразила: поблизости кто-то есть.
Она бросилась в бунгало, заперла дверь. Погасила зажженную лампу.
Сердце билось учащенно. Ей было страшно.
В темноте за стенами кто-то прятался, и под его ногой случайно хрустнула ветка.
Она опустилась на кровать, в ужасе ожидая, что этот кто-то войдет в дом.
Но из мрака никто не вышел. Почти час минул в ожидании, потом она встала, задернула шторы, села к письменному столу и написала письмо, которое днем сложилось в уме.
31
Несколько часов Хун писала отчет о событиях последнего времени, отправной точкой которых были ее брат и странные сведения, полученные от шведки-судьи Биргитты Руслин. Писала для самозащиты, а вместе с тем раз и навсегда констатировала, что ее брат — коррупционер и один из тех, что стремятся подчинить себе Китай. Вдобавок он и его телохранитель Лю замешаны в ряде жестоких убийств далеко за пределами Китая. Кондиционер она отключила — так легче расслышать звуки снаружи. В духоте комнаты толклись вокруг лампы ночные насекомые, тяжелые капли пота падали на стол. У нее безусловно есть серьезные причины тревожиться, думала Хун. Жизнь научила ее отличать реальные опасности от мнимых.
Я Жу, конечно, ее родной брат, но он без колебаний использует любые средства, лишь бы достичь своих целей. Она не возражала против развития, последовавшего за новыми планами. Окружающий мир менялся, и руководству Китая тоже приходилось искать новые стратегии, чтобы разрешить сегодняшние и завтрашние проблемы. Сомнения у Хун и многих других вызывало то, что социалистические основы не были увязаны
Хун видела алчность в людях более молодого поколения, которые благодаря деловым и родственным связям, а в особенности благодаря беспардонности сумели сколотить крупные состояния. Они чувствовали себя неуязвимыми и оттого становились еще более жестокими и циничными. Она намерена оказать сопротивление им и Я Жу. Будущее пока не решено, все по-прежнему возможно.
Закончив, она перечитала написанное, кое-что подправила и уточнила, запечатала конверт, адресовала его Ма Ли и легла в постель. Из темноты за окном не долетало ни звука. Но заснула Хун далеко не сразу, хотя очень устала.
В семь утра она встала и с веранды смотрела, как солнце поднимается над горизонтом. А когда пришла в ресторан позавтракать, Ма Ли уже была там. Хун села за тот же столик, заказала официантке чай и огляделась. За большинством столиков — члены китайской делегации. Ма Ли сказала, что хочет спуститься к реке, поглядеть на животных.
— Приходи ко мне через час, — тихо сказала Хун. — Номер двадцать два.
Ма Ли кивнула и вопросов задавать не стала. Как и меня, подумала Хун, жизнь научила ее, что секреты существуют всегда.
После завтрака она вернулась к себе, чтобы дождаться Ма Ли. Времени достаточно, отъезд на экспериментальную ферму назначен на полдесятого.
Ровно через час Ма Ли постучала в дверь. Хун отдала ей написанное ночью письмо.
— Если со мной что-нибудь случится, это письмо очень важно. Если умру от старости в своей постели, можешь его сжечь.
Ма Ли испытующе посмотрела на нее:
— Я должна за тебя опасаться?
— Нет. Но письмо необходимо. Ради других. И ради нашей страны.
Хун видела, что Ма Ли недоумевает, хотя та, не задавая более вопросов, спрятала конверт в сумку.
— Какие у тебя планы на сегодня? — поинтересовалась Ма Ли.
— Беседа с сотрудниками службы безопасности Мугабе. Мы им помогаем.
— Оружием?
— Отчасти. Но в первую очередь тренируем персонал, обучаем ближнему бою и приемам слежки.
— Да, тут мы эксперты.
— Я слышу скрытую критику?
— Конечно нет, — удивленно ответила Ма Ли.
— Ты знаешь, я всегда считала, что для нашей страны очень важно одинаково хорошо защищаться как от внутренних, так и от внешних врагов. Многие западные страны, к примеру, спят и видят, чтобы Зимбабве превратилось в кровавый хаос. Англия никак не может примириться, что в восьмидесятом эта страна добилась независимости. Мугабе окружен врагами. И сделал бы глупость, если б не требовал от службы безопасности работы на самом высоком уровне.
— Стало быть, он не глуп?
— Роберт Мугабе — умный человек, он понимает, что должен противостоять всем усилиям давних колонизаторов выбить почву из-под ног правящей партии. Если Зимбабве падет, та же судьба может постичь многие другие страны.