Китаец
Шрифт:
— Я Жу очень мстителен, — снова заговорил он. — Говорят, он никогда не забывает обид, даже самых мелких. И он сам рассказывал мне, что считает свою семью совершенно особой династией, чью память должно всегда защищать. Будьте начеку, чтобы он не увидел в вас отступницу, предающую честь семьи. — Шэнь пристально посмотрел на Хун. — Он убивает тех, кто его беспокоит. Я знаю. Но в первую очередь тех, кто выставляет его на посмешище. У него есть люди, которых он вызывает, когда возникает такая необходимость. Они являются из мрака и быстро исчезают опять. Недавно я слыхал, что он посылал одного из них в США. И в Пекин посланец вернулся, оставив в Америке трупы. Вроде бы и в Европе побывал.
— В США? В Европе?
— Таковы слухи.
— И они правдивы?
— Слухи всегда правдивы. Под пеной лжи и преувеличений всегда есть зерно правды. Его-то и надо искать.
— Откуда вам это известно?
— Если власть не опирается на знание и постоянный приток информации, в конечном счете ее невозможно отстоять.
— Вам это не помогло.
Шэнь не ответил. Хун обдумывала его слова. Они застали ее врасплох.
Еще она думала о том, что сообщила шведка-судья. Хун узнала мужчину на фотографии, которую ей показала Биргитта Руслин. Снимок был нечеткий, но, вне всякого сомнения, изображал Лю Синя, телохранителя ее брата. Неужели существует взаимосвязь между рассказом Биргитты Руслин и сообщением Шэня? Возможно ли? В таком случае Я Жу очень ее удивил. Неужели ему вправду свойственна болезненная мстительность, которую ничто не может остановить? Даже временной промежуток в сто с лишним лет.
В камеру вошел тюремщик. Время истекло. Шэнь внезапно побелел лицом, схватил Хун за руку:
— Не оставляйте меня! Я не хочу встретить смерть в одиночестве!
Хун высвободилась. Шэнь закричал. Как охваченный ужасом ребенок. Тюремщик швырнул его на пол. Хун вышла из камеры и поспешила прочь. Отчаянный крик Шэня подгонял ее, эхом звучал в ушах, пока она снова не очутилась в кабинете Ха Ниня.
И тогда Хун приняла решение. Она не оставит Шэня одного в его последние минуты.
На следующее утро, в семь часов, Хун была на месте — на огороженном полигоне, где производились экзекуции. По слухам, именно здесь пятнадцать лет назад состоялись армейские учения, после чего войска двинули на площадь Тяньаньмынь. Теперь предстояла казнь девяти преступников. Вместе с плачущими дрожащими родственниками Хун находилась за оцеплением, составленным из молодых солдат с карабинами на изготовку. Она взглянула на ближайшего — вряд ли старше девятнадцати.
Она тщетно пыталась угадать, о чем думает этот парень, ровесник ее сына.
Подъехал крытый грузовик. Нетерпеливые солдаты буквально выдернули из кузова девятерых осужденных. Хун неизменно удивляла поспешность, с какой все происходило. Смерть на холодном сыром поле была начисто лишена достоинства. Спрыгивая на землю, Шэнь упал, молча, но Хун видела, что из глаз у него катятся слезы. Одна из женщин кричала. Кто-то из солдат прицыкнул на нее. А она все равно кричала, пока офицер не ударил ее по лицу рукоятью пистолета. Крик резко оборвался, и она заняла свое место в ряду. Осужденных поставили на колени. Солдаты с ружьями быстро выстроились у них за спиной. Нацеленные стволы примерно в тридцати сантиметрах от затылков. Все произошло невероятно быстро. Офицер выкрикнул команду, грянули выстрелы, приговоренные рухнули лицом в мокрую глину. Когда офицер прошагал мимо упавших и для страховки еще раз выстрелил каждому в голову, Хун отвернулась. Можно не смотреть. Обе пули проведут по накладным, думала она. И живые оплатят счет за смертельные выстрелы.
Следующие несколько дней она обдумывала рассказанное Шэнем. Его слова о мстительности Я Жу эхом звучали в мозгу. Она знала, что брат и раньше без колебаний прибегал к насилию. Жестокому, чуть ли не садистскому. Порой она думала, что, в сущности, Я Жу — психопат. Благодаря казненному Шэню ей, вероятно, удастся выяснить, каков же ее брат на самом деле.
Внезапно время пришло. Теперь она поговорит с кем-нибудь из прокуроров, занимающихся коррупционными делами.
Хун не сомневалась: Шэнь говорил правду.
Через три дня, поздно вечером, Хун приехала на один из военных аэродромов под Пекином. На летном поле стояли в ярких лучах прожекторов два самых больших пассажирских лайнера авиакомпании «Эйр Чайна» — ожидали делегацию из почти четырехсот человек, направлявшуюся в Зимбабве.
В начале декабря Хун известили, что она включена в состав делегации. Ее задача — провести переговоры об углубленном сотрудничестве зимбабвийской и китайской госбезопасности. В первую очередь это сотрудничество предполагало, что китайцы передадут африканским коллегам свой опыт, а также технику. Хун восприняла это известие с радостью, потому что никогда не бывала на Африканском континенте.
Она принадлежала к числу привилегированных пассажиров и заняла место в одном из передних отсеков самолета, где кресла были шире и удобнее. После взлета съела поданный ужин, а когда свет погасили, тотчас уснула.
Проснулась она оттого, что кто-то сел в свободное кресло рядом с нею, открыла глаза и увидела улыбающееся лицо Я Жу.
— Удивлена, дорогая сестра? Ты не видела моего имени в списке участников, который наверняка получила, по той простой причине, что там указаны не все. Я-то, конечно, знал, что ты входишь в состав делегации.
— Мне следовало бы сообразить, что ты не упустишь такую возможность.
— Африка — часть мира. Коль скоро западные державы бросают этот континент на произвол судьбы, то Китаю, естественно, пора выйти из-за кулис на сцену. Я предвижу большие успехи для нашего отечества.
— А я вижу, что Китай все больше отступает от своих идеалов.
Я Жу протестующе поднял руки:
— Не сейчас, не среди ночи. Далеко под нами спит планета. Может, мы как раз сейчас летим над Вьетнамом, а может, он уже позади. Не будем ссориться. Давай вздремнем. Вопросы, которые ты хочешь мне задать, подождут. Или, может, правильнее назвать их обвинениями?
Я Жу встал и направился к лестнице на верхний уровень, расположенный прямо за кокпитом.
Мы не просто летим в одном самолете, думала Хун. Мы несем с собой поле боя, и исход сражения еще не решен.
Она снова закрыла глаза. Избежать этого не удастся. Близится минута, когда скрыть трещину между ним и мною будет уже невозможно или недопустимо. Большое и малое сражения совпадут.
В конце концов она заснула. Если не выспаться как следует, силой с братом не померишься.
Я Жу между тем сидел без сна, со стаканом виски в руках. Он отчетливо понимал, что ненавидит свою сестру Хун. Она более не принадлежит к той семье, которую он чтит. Слишком назойливо вмешивается не в свои дела. Всего за день до отъезда он через своих людей узнал, что Хун посетила одного из прокуроров, занимающихся расследованием взяточничества, и не сомневался, что речь шла о нем.