Китаец
Шрифт:
Потом села с чашкой кофе на диван, включила телетекст. И немедля вспомнила виденные утром газетные заголовки. Полиция не располагала, по сути, уликами и не сообщала ни количество жертв, ни их имена, поскольку еще не сумела связаться с их ближайшими родными.
Сумасшедший, подумала она, либо одержимый манией преследования, либо считающий, что к нему плохо относятся.
Годы работы в суде научили ее, что существует множество разных форм сумасшествия, толкающих людей на отвратительные преступления. Вдобавок она поняла, что судебные психиатры далеко не всегда способны разоблачить тех, кто выдает себя за душевнобольных,
Выключив телевизор, Биргитта спустилась в подвал, где у нее накопился небольшой запас красных вин. Там же лежали каталоги винных импортеров. Несколько лет назад она сообразила, что после отъезда детей их со Стаффаном семейная экономика изменилась. Теперь появились средства, чтобы позволить себе кой-какую «роскошь», и она решила каждый месяц покупать бутылочку-другую красного вина. Ей нравилось изучать предлагаемый импортерами ассортимент, а потом покупать на пробу то или иное вино. Платить чуть не по пять сотен крон за бутылку доставляло ей прямо-таки запретное удовольствие. Дважды она сумела заманить Стаффана в Италию, где они побывали у разных виноделов. Но большого интереса он все равно не проявлял. Взамен она ездила с ним в Копенгаген на джазовые концерты, хотя не слишком увлекалась такой музыкой.
В подвале было холодно. Она проверила температуру — четырнадцать градусов — и села на табурет среди полок. Здесь, в окружении бутылок, ее охватывал огромный покой. Предложи ей кто-нибудь на выбор бассейн с подогретой водой, она предпочла бы свой подвал, где как раз сейчас лежали в стеллажах сто четырнадцать бутылок.
Впрочем, был ли здешний покой подлинным? Если бы в молодости ей сказали, что она будет коллекционировать вина, она бы никогда не поверила. И не только отвергла бы такую возможность, но и возмутилась бы. Когда училась в Лунде, она была близка к леворадикальным кругам, которые к концу 1960-х ставили под сомнение и университетское образование, и общество, где ей предстояло работать и жить. В ту пору она бы сочла коллекционирование вин пустой тратой времени и сил, насквозь буржуазным, а значит, предосудительным занятием.
Сидя в задумчивости, она услышала над головой шаги Стаффана. Отложила каталоги и пошла наверх. Муж как раз достал из холодильника цыпленка. На столе лежали вечерние газеты, он прихватил их из поезда.
— Ты видела?
— В Хельсингланде что-то случилось.
— Девятнадцать человек убиты.
— Телетекст писал, что количество жертв неизвестно.
— Тут у меня более поздние выпуски. Убито почти все население деревни. Поверить невозможно. Как твой приговор? Написала?
— Написала. Оправдательный. Другой возможности нет.
— В газетах поднимут шум.
— Вот и хорошо.
— Тебя будут критиковать.
— Ясное дело. Но я порекомендую журналистам самим покопаться в законах, а потом спрошу, не желают ли они, чтобы мы тут действовали по законам Линча.
— Массовое убийство, скорей всего, отвлечет их от тебя.
— Конечно. Разве мелкое грязное изнасилование сравнится с жестоким массовым убийством?
Спать они легли рано. Стаффан спозаранку уходил в рейс, а она не нашла по телевизору ничего интересного. Однако решила, какое вино закупит на сей раз. Ящик Бароло Арионе урожая 2002 года, по 252 кроны за бутылку.
Около полуночи Биргитта неожиданно проснулась. Стаффан спокойно спал рядом. Иной раз ее будил голод. Она накинула халат, пошла на кухню, заварила некрепкого чаю и приготовила парочку бутербродов.
Вечерние газеты лежали на столе. Она рассеянно полистала одну. Трудно составить себе ясное представление о случившемся в хельсингландской деревушке. Несомненно одно: множество людей жестоко убиты.
Уже собираясь отложить газету, она вдруг замерла. Среди убитых несколько носили фамилию Андрен. Она внимательно прочитала текст, потом принялась листать другие газеты. Там сообщалось то же самое.
Биргитта Руслин неотрывно смотрела на страницу. Неужели это правда? Или память ее подводит? Она прошла в кабинет, достала из письменного стола папку, перевязанную красной лентой. Зажгла лампу, открыла папку. Свои очки не нашла, надела Стаффановы. Слабоваты, но сойдут.
В эту папку она сложила все документы, касавшиеся ее родителей. Мама тоже умерла, пятнадцать с лишним лет назад. Рак поджелудочной железы меньше чем за три месяца свел ее в могилу.
Покопавшись в бумагах, она отыскала коричневый конверт с нужной фотографией. Вооружилась лупой и присмотрелась к снимку: группа людей в старомодной одежде возле какого-то дома.
С фотографией в руке Биргитта вернулась на кухню. В одной из газет был снимок деревни, где разыгралась трагедия. Она внимательно, с лупой изучила его. Третий дом привлек ее внимание, она стала сравнивать обе фотографии.
Что ж, память не обманула. Страшная беда постигла не какую-то неведомую деревушку, а ту самую, где прошло детство ее матери. Все совпадало. Конечно, девичья фамилия матери Лёф. Но поскольку ее родители прихварывали да еще и страдали алкоголизмом, девочку поместили в приемную семью по фамилии Андрен. Она нечасто вспоминала то время. Заботились о ней хорошо, однако она очень тосковала по настоящим своим родителям. Они скончались, когда ей еще и пятнадцати не исполнилось, вот почему она волей-неволей оставалась в этой деревне, пока ее не сочли достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы найти работу и обеспечивать себя. После встречи с отцом Биргитты обе фамилии — Лёф и Андрен — исчезли из истории. А теперь нежданно-негаданно одна из них вернулась, да в какой ситуации!
Фотография, лежавшая в бумагах матери, была сделана перед домом в той самой деревне, где произошло массовое убийство. Фасад, резные наличники на окнах одни и те же, что в газете, что на давнем снимке.
Вне всякого сомнения. В этом доме, где когда-то выросла ее мама, недавно ночью были убиты люди. Может, это ее приемные родители? Газеты писали, что большинство убитых были старики.
Биргитта попробовала вычислить, возможно ли это. И пришла к выводу, что приемным родителям, коль скоро убили именно их, было лет девяносто с лишним. В общем, вполне возможно. Но с тем же успехом речь могла идти о более молодом поколении.
При мысли об этом Биргитта Руслин поежилась. Она крайне редко думала о своих родителях. Даже облик матери вспоминала с трудом. И вдруг прошлое неожиданно нахлынуло на нее.
В кухню вошел Стаффан. Как всегда, двигался он почти бесшумно.
— Ты меня пугаешь, когда появляешься так неслышно, — сказала она.
— Почему ты встала?
— Проголодалась.
Он взглянул на бумаги на столе. Биргитта рассказала о своей находке и окончательно уверилась, что деревня вправду та самая.