Китаец
Шрифт:
— И все же это очень-очень далеко, — сказал Стаффан, когда она умолкла. — Тебя с этой деревней связывает тонюсенькая ниточка.
— Однако же заметная. Этого ты отрицать не можешь, верно?
— Тебе надо поспать. Не забудь, завтра нужно быть отдохнувшей, чтобы посылать новых преступников в кутузку.
Заснула она далеко не сразу. Тонкая ниточка все тянулась, пока не начала рваться. И Биргитта снова вынырнула из дремоты, снова начала думать о матери. Уже пятнадцать лет ее нет в живых. И по-прежнему трудно увидеть в ней себя, отразить собственную жизнь в воспоминаниях о той, что была ее матерью.
В конце концов ее сморил
Она притворилась спящей, подождала, когда хлопнет входная дверь. Только тогда встала и устроилась за компьютером в кабинете. Зашла в интернет, принялась искать на сайтах информацию. Вокруг событий в хельсингландской деревушке по-прежнему царила огромная неопределенность. Ясно одно: орудием убийства был большой нож либо какое-то иное холодное оружие.
Надо разузнать об этом побольше, думала она. По крайней мере, выяснить, нет ли среди жертв приемных родителей матери.
В восемь утра она отрешилась от всех мыслей о массовом убийстве. Сегодня ей предстояло рассматривать дело двух иракских граждан, виновных в незаконном провозе людей в страну.
В десять, собрав свои бумаги и перелистав материалы следствия, Биргитта Руслин заняла место в зале суда. Помоги мне выдержать и этот день, старина Анкер, подумала она.
Потом легонько стукнула молотком по столу и предоставила слово обвинителю.
За ее спиной были высокие окна.
Перед тем как села в кресло, она успела заметить, что солнце прорывалось сквозь толщу облаков, с ночи накрывших Швецию.
6
Через два дня, когда процесс завершился, Биргитта Руслин уже знала, каков получится приговор. Старшему из обвиняемых, Абдулу Ибн-Ямеду, главарю преступной группировки, она назначит тюремное заключение сроком на три года два месяца. Младшему, его подручному, по имени Ясир Аль-Хаби, — один год. После отсидки обоих вышлют из страны.
Она сопоставила дело с аналогичными, рассмотренными ранее, и пришла к единственному выводу: преступления тяжкие. Суровое наказание вполне оправданно. Многие из тех, кого нелегально ввезли в Швецию, подвергались угрозам и насилию, когда не могли расплатиться за фальшивые разрешения на въезд и долгую дорогу. Старший из обвиняемых однозначно вызывал у нее резкую антипатию. Он старался разжалобить ее и обвинителя сентиментальными аргументами, утверждал, что ни гроша из полученных денег себе не оставлял, все отдавал на родине на благотворительные цели. В один из перерывов между слушаниями обвинитель зашел к ней выпить кофе и заодно рассказал, что Абдул Ибн-Ямед разъезжал на «мерседесе» стоимостью около миллиона крон.
Процесс оказался трудным. Приходилось работать допоздна, Биргитта едва успевала поесть, поспать да проштудировать свои заметки, как начинался новый день слушаний. Звонили близнецы, звали приехать в Лунд, но у нее не было времени. После иракцев ждала сложная тяжба с румынами — мошенничество с кредитными картами.
Все эти дни ей недосуг было следить, что происходило в хельсингландской деревушке. Утром она просматривала газеты, а вечером зачастую даже в телетекст не заглядывала.
Тем утром, когда Биргитта Руслин собиралась готовить процесс против мошенников из Румынии, она обнаружила в ежедневнике
Кабинет врача располагался неподалеку от Городского театра, и, оставив машину возле суда, она пошла туда пешком. День выдался холодный, ясный, безветренный. Снег, выпавший несколько дней назад, почти стаял. Она задержалась у одной из витрин, рассматривая выставленный костюм. А глянув на цену, аж вздрогнула. Можно купить не одну бутылку хорошего вина, если обойтись без этого синего костюма.
На столе в приемной лежала газета, вся первая полоса посвящена новостям вокруг массового убийства в Хельсингланде. Но едва она взяла газету в руки, как ее вызвали в кабинет. Врач был уже в годах и во многом напоминал ей председателя суда Анкера. Биргитта Руслин ходила к нему последние десять лет по рекомендации одного из коллег. Врач спросил, хорошо ли она себя чувствует, на что жалуется, а выслушав ответ, послал ее к медсестре сдать кровь на анализ. Та попросила немного подождать в приемной. Газетой меж тем завладел очередной пациент. Биргитта Руслин закрыла глаза, стала ждать. Размышляя о своей семье: интересно, что они делают, где находятся в эту минуту. Стаффан — в поезде, на пути в Халльсберг. Домой вернется поздно. Давид работал в лаборатории фармацевтической компании «Астра-Зенека» под Гётеборгом. Где Анна — трудно сказать, последняя весточка от нее, несколько месяцев назад, пришла из Непала. Близнецы — в Лунде, зовут ее приехать.
Биргитта Руслин задремала и проснулась оттого, что медсестра тронула ее за плечо:
— Пройдите, пожалуйста, к доктору.
Не так уж я и устала, чтобы засыпать в приемной, подумала Биргитта Руслин, входя в кабинет врача и усаживаясь на стул.
— Анализ, пожалуй, неплохой. Гемоглобин низковат. Но это можно поправить, если попринимать железо.
— Значит, со мной все в порядке?
— Я наблюдаю вас уже много лет. Усталость, о которой вы говорите, заметна во всем вашем облике. Вы уж простите, что я говорю так прямо.
— Что вы имеете в виду?
— Давление немного высоковато. И в целом внешне заметно переутомление. Спите хорошо?
— Пожалуй. Но часто просыпаюсь.
— Голова кружится?
— Нет.
— Тревога?
— Да.
— Часто?
— Время от времени. Иной раз даже приступы паники. Тогда приходится хвататься за стену, потому что мне кажется, я упаду. Или весь мир рухнет.
— Я намерен дать вам бюллетень. Вам надо отдохнуть. Мне нужны результаты получше, а прежде всего — давление пониже. Требуется серьезное обследование.
— Не могу я брать бюллетень. Работы сейчас выше головы.
— Именно поэтому.
Она с удивлением посмотрела на доктора.
— Неужели все так серьезно?
— Просто надо привести вас в порядок.
— У меня есть причины для беспокойства?
— Если не выполните мои указания. А так нет.
Несколько минут спустя Биргитта Руслин стояла на улице, с изумлением думая, что в ближайшие две недели работать не будет. Врач неожиданно устроил в ее жизни беспорядок.