Китаец

Манкелль Хеннинг

Шофер грузовика был родом из Боснии и по-шведски говорил плохо.

— Как вы? — спросил он.

— Деревня, — прошептал Карстен Хёглин. — Хешёваллен.

Это были последние слова в его жизни. Когда приехали полиция и «скорая», он уже скончался от тяжелого сердечного приступа.

Поначалу все недоумевали насчет случившегося. Никому и в голову прийти не могло, какова была истинная причина внезапного сердечного приступа, жертвой которого стал водитель темно-синего «вольво». Только когда Карстена Хёглина увезли и аварийщики занялись изрядно пострадавшим мебельным грузовичком,

один из полицейских потрудился выслушать то, что пытался сообщить босниец-шофер. Звали полицейского Эрик Худд е н, и он не любил без крайней необходимости беседовать с людьми, плохо говорящими по-шведски. Их рассказы как бы утрачивали важность от недостатка умения облечь свои мысли в слова. Начал он конечно же с проверки на алкоголь. Шофер оказался трезв, анализатор светился зеленым, права тоже были в полном порядке.

— Он пытался что-то сообщить, — сказал шофер.

— Что именно? — недовольно буркнул Эрик Худден.

— Что-то про Херё. Наверно, место такое?

Эрик Худден, выросший в здешней округе, нетерпеливо покачал головой:

— Нет тут никакого Херё.

— Может, я не расслышал? Может, там еще «ш» было? Хершё?..

— Хешёваллен?

Шофер кивнул:

— Ага, так он и сказал.

— Что он имел в виду?

— Не знаю. Умер он.

Эрик Худден сунул блокнот в карман. Он не записал, что сказал шофер. Когда полчаса спустя аварийщики увезли разбитый грузовик, а вторая полицейская машина забрала боснийца-шофера на допрос в управление, Эрик Худден сел в патрульный автомобиль, собираясь вернуться в Худиксвалль. Он был не один, за рулем сидел его напарник Лейф Иттерстрём.

— Давай заедем в Хешёваллен, — вдруг сказал Эрик Худден.

— Зачем? Разве кто поднимал тревогу?

— Просто хочу кое-что проверить.

Эрик Худден был старшим. И славился немногословием и упрямством. Лейф Иттерстрём свернул в сторону Сёрфорсы. Вот и Хешёваллен; Эрик Худден велел сбросить скорость и медленно проехать по деревне. Он так и не объяснил коллеге, зачем понадобилось делать такой крюк.

— Пусто, народу никого, — заметил Лейф Иттерстрём, когда они медленно ехали мимо домов.

— Езжай обратно, — сказал Эрик Худден. — Так же медленно.

Потом он велел Лейфу Иттерстрёму остановиться. Что-то привлекло его внимание. Что-то в снегу возле одного из домов. Худден вылез из машины, подошел ближе. И внезапно замер, вытащил оружие. Лейф Иттерстрём выскочил следом, тоже достал оружие.

— Что тут?

Эрик Худден не ответил. Осторожно двинулся вперед. Снова замер, наклонился, словно от боли в груди. Вернувшись к машине, он был бледен как мел.

— Там мертвец. Зарубили его. Кой-чего недостает.

— Ты о чем?

— Одной ноги нету.

Оба замолчали. Стояли и смотрели друг на друга. Потом Эрик Худден сел в машину, взял рацию и попросил соединить его с Виви Сундберг, которая, как он знал, дежурила в этот день. Она тотчас ответила.

— Это Эрик. Я в Хешёваллене.

Он прямо слышал, как Виви роется в памяти. В здешних местах много населенных пунктов с похожими названиями.

— К югу от Сёрфорсы?

— Точнее, к западу. Но возможно, я ошибаюсь.

—

Что случилось?

— Не знаю. Только здесь в снегу лежит мертвец без одной ноги.

— Повтори еще раз.

— Мертвец. В снегу. Похоже, его зарубили. Одной ноги нет.

Они хорошо знали друг друга. Виви Сундберг ни секунды не сомневалась, что Эрик Худден не преувеличивает, сколь ни невероятно звучит его рассказ.

— Выезжаем, — сказала Виви Сундберг.

— Звони в Евле криминалистам.

— Кто с тобой?

— Иттерстрём.

Она задумалась:

— Разумная версия есть?

— В жизни не видел ничего подобного.

Эрик знал, Виви поймет. Он так давно служил в полиции, что, кажется, видел все людские беды и все беспредельное насилие.

Через тридцать пять минут вдали послышался вой сирен. Эрик Худден вообще-то хотел вместе с Иттерстрёмом опросить ближайших соседей. Но Иттерстрём наотрез отказался: надо, мол, дождаться подкрепления. А поскольку Эрик Худден не хотел входить в дом один, они остались у машины и за все время ожидания не проронили ни слова.

Из первого подъехавшего автомобиля вылезла Виви Сундберг. Крупная женщина лет пятидесяти. Те, кто был с нею знаком, знали, что, несмотря на внешнюю неуклюжесть, она сильная и выносливая. Несколько месяцев назад догнала и повязала двух двадцатилетних взломщиков. Поначалу они на бегу смеялись над ней. Но через несколько сотен метров им стало не до смеху, потому что она схватила обоих.

Волосы у Виви Сундберг были рыжие. Четыре раза в год она ходила к дочери, державшей парикмахерскую, и подкрашивала свою рыжую шевелюру.

Родилась она в крестьянской усадьбе под Хармонгером и ухаживала за родителями, пока они не состарились и не умерли. Тогда она взялась за свое образование, а через несколько лет подала заявление в Полицейскую академию и, к превеликому своему удивлению, была принята. Все диву давались, почему, собственно, ее зачислили, при этакой комплекции. Но вопросов не задавали, а она сама не рассказывала. Когда кто-нибудь из коллег, обычно мужчин, заводил речь о похудании, Виви раздраженно ворчала. Замужем она побывала дважды. Сперва за рабочим из Иггесунда. От него родила дочку, Элин. Он погиб в результате несчастного случая на заводе. Через несколько лет Виви вышла замуж второй раз, за водопроводчика из Худиксвалля. Но брак просуществовал менее двух месяцев: муж разбился на машине, на зимнем шоссе между Дельсбу и Бьюрокером. После этого она жила одна. Хотя среди коллег ходил слух, будто у нее есть друг где-то на островах Греческого архипелага. Туда она дважды в году ездила в отпуск. Впрочем, никто не знал, правдив этот слух или нет.

Виви Сундберг была дельным полицейским. Ей хватало и упорства, и недюжинных аналитических способностей, чтобы не упустить даже самую крохотную зацепку, которая могла оказаться единственной ниточкой в расследовании преступления.

Она пригладила волосы, посмотрела на Эрика Худдена, стоявшего перед нею.

— Покажешь?

Они прошли к мертвецу. Виви Сундберг, скривившись, присела на корточки.

— Медик приехал?

— Она уже в пути.

— Она?