Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
Но буддисты и даосы по-разному понимали Путь, ведущий к «спасению». В омраченном мире невозможно освобождение, и потому буддисты призывали не к усовершенствованию того, что есть, и не к следованию естественности, как даосы, а к следованию «восьмеричному Пути», который выведет человека за пределы этого мира и который доступен лишь тем, кто способен прорубить дорогу сквозь сети майи. «Восьмеричный путь» не назовешь естественным. Это путь знания и усилия – знания буддийского учения и владения своей психикой. Путь же даосов возможен при том состоянии духа, который называется недеянием (увэй), состоянием естественности (цзыжань): «Дао постоянно осуществляет недеяние, однако нет ничего такого, что бы оно не делало… В Поднебесной самые слабые побеждают самых сильных. Небытие проникает везде и всюду. Вот почему я знаю пользу от недеяния. В Поднебесной нет ничего, что можно было бы сравнить с учением, не прибегающим
Учение Будды ориентировано на сознание, на психику: мир есть мысль [165] . Учение Лао-цзы ориентировано на естественность, на природу, на недеяние, вхождение в естественный ритм космоса (мир есть Дао): «Можно ли осуществить недеяние, если не познаешь все взаимоотношения в природе?» (2, с. 53).
Можно сказать, в первом случае «освобождение» достигается через максимальное, предельное сосредоточение, во втором – через максимальное, предельное рассосредоточение, расслабление. И в том, и в другом случае достигается состояние «не-я». Карма «делается» (недаром это понятие обозначается иероглифом «дело», «действие»), и избавление от кармы «делается». Карма целиком зависит от самого человека, на нее не могут воздействовать ни духи, ни боги, ни Небо. Для даосизма же в принципе немыслима целевая установка, «правильное намерение»: по словам Чжуан-цзы, «нет ничего более целостного, чем небо и земля. Но разве они обладают целостностью оттого, что ее добиваются?»
Природа Будды изначально чиста и совершенна, но ее затемняет авидья. Древние китайцы не считали, что авидья управляет миром, хотя и противопоставляли небесному Пути путь «человеческий». С их точки зрения изначальная природа всего ( син ) чиста, совершенна, и нужно лишь не мешать ей. Конфуцианцы верили, что это можно сделать, приобщаясь к вэнь [166] , даосы – следуя естественному пути. «Пять постоянств», которые с точки зрения конфуцианцев присущи изначальной природе, помимо человечности, справедливости, чуткости, искренности включают также ум-знание ( чжи ), то есть нечто противоположное авидье. Даосы расходились с конфуцианцами не в понимании цели (гармонизация мира), а в средствах ее достижения. Они тоже верили в чистоту изначальной природы, потому призывали следовать естественности, но не верили в действенность слова: «То, что может быть именем, не есть постоянное имя». Слово для них – препятствие на пути, поскольку оно переключает внимание с внутреннего на внешнее. Для даосов стать совершенно естественным, «природным» – значит «радоваться небу».
Собственно, достаточно сравнить взгляды основателей буддизма и даосизма, чтобы понять разницу учений. Оба мыслителя жили в одну и ту же эпоху (VI в. до н. э.). И тому и другому открылась Истина, но каждый поведал о ней по-своему, на своем языке. Не потому ли, что один унаследовал индуистские представления, другой – традицию И цзина? Будда долгие годы размышлял о человеческой жизни и причине страданий; Лао-цзы – о том, какому Пути следовать человеку, чтобы не приходить в диссонанс, не нарушать естественное Дао. У них были разные задачи, но общая цель – дать человеку Свободу, сделать его независимым. А это посильно тому, кто неподвластен превратностям жизни, выходит из мира условного, из оболочки своего маленького «я», обретает подлинное Я, становится равен небу, земле и всему космосу. Каждый по-своему открывал Истину, то есть нечто непреложное, существующее само по себе, независимо от человека, но от чего зависит сам человек. Истина для Лао-цзы – Путь увэй, недеяния, ненарушения естественности; для Будды – путь преодоления земного притяжения, освобождения человека от всяческих «пут», в том числе естественных. Но и учение Лао-цзы можно назвать учением о спасении. Размышляя о Дао, он думает о человеке: как ему вести себя, чтобы быть свободным, жить в Дао, и потому учение о Дао немыслимо без учения о дэ, о том, в чем проявляется Дао, о правильном поведении в этом мире: «Дао скрыто [от нас] и не имеет имени. Но только оно способно помочь [всем существам] и привести их к совершенству» (3, т. 1, с. 127); «Небесное дао отнимает у богатых и отдает бедным то, что у них отнято. Человеческое же дао — наоборот. Оно отнимает у бедных и отдает богатым то, что отнято» (3, т. 1, с. 137); «На ненависть нужно отвечать добром», чтобы злом не увеличивать зло, «поэтому совершенномудрый постоянно умело спасает людей и не покидает их» (3, т. 1, с. 13).
Итак, общее прежде всего в том, что и в буддизме, и в даосизме признается реальность Небытия. Небытие представляет собой истинно-сущее, в нем в потенции, в неявленной форме все уже существует, то есть все существует до того, как появляется, существует вне или «над формами» пространства и времени. В «Сицычжуань» говорится: «То, что над формами (син эр шан), называется дао, то, что имеет форму (син эр ся ), называется осуществлением» (4, с. 519). Та же мысль звучит и в уже упоминавшемся высказывании Лао-цзы: «Дао туманно и неопределенно. Однако в его неопределенности и туманности содержатся образы. В его туманности и неопределенности содержатся вещи» (2, с. 123).
Мир небытия, по воззрениям даосов и буддистов, истинный мир, где пребывают в своем подлинном виде, свободно, естественно; мир бытия – ограниченное, временное, эфемерное проявление Великого Единого. Небытие и бытие соотносятся как бесконечное с конечным, постоянное с изменчивым, абсолютное с относительным, великое с малым. В «Удане» сказано (устами Будды): «Существует, монахи, нерожденное, неставшее, несотворенное, неоформленное. Если, монахи, не существовало бы нерожденного, неставшего, несотворенного, неоформленного, то не было бы спасения от рождения, становления, сотворения, оформления. Но так как, монахи, существует нерожденное, неставшее, несотворенное, неоформленное, то и можно избежать рождения, становления, сотворения, оформления» (цит. по 6, с. 173). Иными словами, «спасение» возможно тогда, когда прерываются связи с условным, феноменальным миром.
Отсюда закономерно вытекает взгляд на видимый мир как на набегающую волну вечного океана, мгновенное проявление мира невидимого. Говоря словами толкователя «Чжуан-цзы» Го Сяна (ум. в 312 г.), «в мгновение ока все вместе одной массой появляется и исчезает». (Даосизм к тому времени взаимодействовал с буддизмом.) Истинно-сущее (Дао, природа Будды) существует в самих вещах, имманентно миру, присутствует в каждой вещи и определяет ее природу. По учению буддизма японской школы Сингон, все сущее – предметы, мысли, слова – проявление космической силы будды Великого Солнца (Дай-нити Нёрай, санскр. Маха-Вайрочана) – центра вселенной. В состоянии «великого бесконечного света» индивидуальное сознание сливается с универсальным. Нет разрыва между трансцендентным и имманентным, единое выражается в мгновенных вспышках единичного.
Такое понимание связи единого и единичного и приводит к недуальному мышлению, которое называют иногда «парадоксальным».
И даосизму, и буддизму свойственно стремление к недвойственности, к неразделению на два ( санскр. адвайта, яп. фуни): прерывное всегда вместе с тем и непрерывное; природа Будды неделима, от Дао нельзя ни убавить, ни прибавить. Как говорил третий патриарх чань в Китае Сэн Цань, «совершенный путь подобен бездне, где нет недостатка и нет избытка. Лишь оттого, что выбираем, теряем его».
Все взаимопроникается, взаимообусловлено, напоминает дыхание вселенского организма. Отсюда – вера в «моральность космоса», в его непосредственный отклик на поведение людей. Об этом написано уже в «Шу цзине» (в гл. «Великий план»), где говорится, что моральные качества государя отражаются на явлениях природы и могут вызвать стихийные бедствия. В буддизме идея моральности космоса выражается в форме закона нравственной причинности, кармы. (Согласно Абхидхарме, карма – сила, контролирующая мировые процессы.)
И буддисты, и даосы понимают Путь, ведущий к «спасению», как Срединный. Но для первых это полное снятие противоположностей [167] , недаром в Махаяне Срединный Путь называют нулевым, а учение о Срединном Пути ( мадхьямика ) отождествляют с учением о пустоте (шуньявада ). Для вторых же Срединный Путь представляет собой подвижное равновесие инь-ян. Одно инь уравновешивается одним ян; инь прибывает, ян убывает, ян прибывает, инь убывает, но целое остается неизменным. Достигая центра ( чжун ), инь-ян успокаиваются, возвращаются в невыявленное состояние. В обоих учениях идеал – преодоление дуальности, достижения центра круга, «постоянства».