Китай – великая держава номер один?
Шрифт:
Отовсюду только и слышно: «Китайский путь! Китайский путь!» И обязательно с укоризной: «Надо было все делать, как в Китае». А как это делают в Китае?
Родители Го Шученя — робкие, тихие люди, навсегда напуганные культурной революцией. Они пытались остановить сына, занявшегося бизнесом: «Не влезай ты в это дело. Сиди тихо. Сегодня разрешили, завтра опять запретят и все отберут».
Го Шучень молод, высок ростом и уверен в себе. Он поверил не родителям, а Дэн Сяопину. Собрал деньги и открыл ресторан. Раньше он был таксистом — дело в Китае прибыльное. Еще раньше пел в ансамбле. У него модные часы, золотое кольцо, клетчатый пиджак, новенькие туфли. Молодые китайцы уже поняли, в чем радость жизни.
Сейчас он служит в совместной китайско-японской компании. Для него это хорошие деньги, хорошая школа, и к тому же — небывалое для Китая дело — два выходных Выходные он проводит с пользой: в ресторане помогает жене, которая прежде была экскурсоводом. У нее красивое лицо, усталые глаза и покрасневшие натруженные руки, ногти с облупившимся лаком. Она выглядит старше мужа, хотя они ровесники.
В ресторанчике работают четыре человека. Все непрофессионалы. Они робки и неумелы. Кроме повара. Кухня рядом, за перегородкой. Это очень маленький ресторан, похожий на наши провинциальные буфеты. Только чистый, без ругани, мата и пьяных. Посуда простая, термосы (горячей воды нет) старенькие. Цены доступные.
Такие ресторанчики в Китае на каждом шагу, маленькие и крохотные, бедные и совсем бедные. Китайцы сколачивают из брошенных досок какие-то халупы, красят их и открывают ресторанчик. На худой конец вытаскивают рано утром жаровню на улицу и пекут пышки в масле. Все это дешево и вкусно.
Живет семья Го очень скромно. На троих — небольшая комнатка с низким потолком и окном во всю стену. За занавеской большая супружеская кровать и детская для дочки.
Китай пока что очень бедная страна. Полтораста миллионов живут за гранью нищеты, а китайская нищета беспросветная, хуже российской. Жилье, медицина, транспорт незавидные. В самом Пекине многие живут без отопления, горячей воды и туалетов, в мороз бегают, что называется, до ветру.
Дом принадлежит родителям Го. Увидев, что никто не приходит реквизировать имущество их сына, они на старости лет открыли велосипедную мастерскую. Они живут в такой же маленькой комнате, только на их попечении внук от старшего сына. Мальчик сидит на полу и, торопясь на улицу, выводит в школьной тетрадке иероглифы без должной почтительности к древнему письму.
«Страна становится открытой, перспективы появляются. Сейчас только и работать, — говорит Го Шучень — Креветки сами с неба не падают». Го, несмотря на свою молодость, большой дипломат: «Конечно, у партии были свои ошибки. Но к ней нужно относиться, как к старой матери. Мать ведь не бросишь».
Ресторан Го Шученя работает семь дней в неделю, практически круглосуточно. Если кто-то пожелает просидеть в ресторане до утра, его будут кормить и поить. Перерыв на обед и санитарный час не существуют. Так работают в Китае теперь все частные ресторанчики и лавки. Они открываются чуть свет и закрываются (весьма условно), когда исчезает последняя надежда залучить последнего клиента.
Рестораторы и владельцы лавок гоняются за клиентами. Официантки выскакивают на улицу, если видят, что потенциальный клиент сомневается: заходить или не заходить? Овес не просто ходит, а уже бегает за лошадью.
А вот как вы глядела новая жизнь на селе…
Хорошо жить в таком доме. Дом двухэтажный, красивый, с большими окнами. С садиком, в котором цветут розы. Дом благоустроенный — с водопроводом, теплым туалетом, газовым отоплением. На первом этаже пол каменный, на втором паркетный.
В доме есть все, что принято иметь преуспевающей китайской семье: холодильник совместного японо-китайского производства, стиральная машина, цветной телевизор, видеомагнитофон, музыкальная система с караоке. Протяни руку — прямо на полу, под вешалкой стоит батарея литровых пивных бутылок.
Такие дома строят в богатых колхозах, где можно заработать, куда сам Дэн Сяопин приезжал убедиться, что его сограждане наконец-то счастливы. Крестьянам в Китае пенсия не положена, а тут платят. Пенсия неплохая — почти половина зарплаты городского рабочего. И еду любую — рис, овощи, мясо — в колхозе дают бесплатно.
Главное, что Лю Пинноп, которой восемьдесят лет и которая живет в чудесном доме № 317, до всего этого дожила.
Ее сын выращивает в колхозе грибы и разводит рыбу. Он зарабатывает почти в три раза больше, чем городской рабочий. Ее невестка, крепкая деревенская женщина, работает теперь в колхозном Доме культуры и ходит в ярко-красном костюме с золотыми пуговицами.
Ее внука родители собираются послать после школы в университет. Если провалится на экзаменах в государственный, пойдет в частный, есть такие теперь и в Китае. Год обучения стоит примерно двадцать пять тысяч юаней — семимесячная зарплата среднего служащего. В колхозе накопить деньги сыну на образование легче, чем в городе.
Всю жизнь Лю Пинноп крестьянствовала, выращивала рис, овощи, пшеницу. И до провозглашения народного Китая, и после. Жила плохо или очень плохо. Нормальная жизнь началась с реформой, когда Дэн Сяопин разрешил зарабатывать.
В зеленом платке, синей куртке и таких же штанах она сидит на новеньком стуле под большой фотографией Дэн Сяопина в окружении колхозных детишек. Дедушка Дэн на восемь лет старше бабушки Лю. Не знаешь, у кого жизнь была легче. Дэну всегда хватало еды, зато бабушку не позорили на весь белый свет, не выгоняли из дома и не угрожали размозжить ее «свиную голову».
Лю Пинноп и ее семья всем обязаны Дэн Сяопину. Зато не будь бессловесной бабушки с ее готовностью жить впроголодь и работать за троих, реформа бы не получилась. Но если бы в 1949 году у Дэна и его старших товарищей Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, Линь Бяо, Лю Шаоци и других руководителей компартии Китая ничего не вышло, то Лю Пинноп, может быть, и не пришлось бы ждать восьмидесяти лет, чтобы из одной-единственной комнатки, где ютилась вся семья, перебраться в собственный дом…
Ее сморщенное личико не выражает ни восторга, ни недовольства судьбой. Ее уже ничто не может ни огорчить, ни обрадовать. Даже обилие еды в доме, последняя утеха пожилого человека. Маленькие тарелочки с приготовленными заранее обедом и ужином стоят не в холодильнике, а в шкафчике со стеклянными дверцами — для внука, который должен прийти из школы, для сына и невестки — каждому то, что он любит. А у бабушки нет любимого блюда. Ни в детстве, ни в молодости, ни в зрелые годы не удалось ей поесть чего-нибудь вкусного и вдоволь. Теперь уже и не хочется.