Китай – великая держава номер один?

Млечин Леонид Михайлович

Шанхай — один из крупнейших городов мира Аэропорт, две железнодорожные линии, морской и речной порты. Полсотни высших учебных заведений и с тысячу научно-исследовательских институтов. Здесь уличные банковские автоматы появились раньше, чем в России. Китайцы давно оценили возможность снимать деньги со счета в любое время дня и ночи, не заходя в банк.

Помню свои тогдашние впечатления. Прямо над головами бизнесменов, осваивающих западную новинку, сушится чье-то белье. Продавщица считает выручку с помощью электронного калькулятора, а деньги кладет в старенький деревянный ящик. В современнейшем аэропорту, где стоят одни «боинги», две нехуденькие тетеньки, устроившись под

японскими часами, разливают слабенький чай из алюминиевого бака в пластмассовые стаканчики. Когда бак пустеет, одна из тетенек доливает кипятку из эмалированного ведра…

В Шанхае решением партии и правительства создана зона экономического и технологического развития. Создание таких зон — часть политики открытого Китая. Можно твердо сказать, что эта политика себя полностью оправдала. США, Гонконг, Япония, Сингапур, теперь еще Тайвань и Южная Корея с удовольствием вкладывают сюда капиталы. Единственное ограничение, налагаемое на менеджеров совместных предприятий, — необходимость брать на работу местных уроженцев, шанхайцев. С одной стороны, это попытка сократить безработицу в городе. С другой — помешать перемещению рабочей силы из центральных провинций в южные.

Южные провинции богатеют. Центральные им завидуют и хотят того же. Миллионы людей пытаются всеми правдами и неправдами перебраться на юг, где хорошо платят, но Пекин этому сопротивляется. Центральным провинциям самим понадобится квалифицированная и мобильная рабочая сила, потому что реформы, начавшиеся на юге, должны захватить и остальную часть Китая.

Только суперквалифицированных мастеров разрешают выписывать из других городов. Иностранных же специалистов раз-два и обчелся, потому что им надо много платить. На небольшом предприятии, как правило, всего один иностранец — обычно на должности заместителя управляющего.

— Вы знаете, — сказал мне Е Сюйянь, — я сам поражаюсь изобретательности, с какой западные производители придумывают все новые и новые способы заставить людей покупать свой товар.

Е Сюйянь — советник компании, которая помогает иностранным производителям освоиться в Шанхае. До 1949 года, когда Китай стал коммунистическим, Е Сюйянь успел закончить в Шанхае экономический институт, который патронировали американцы. После установления народной власти ему пришлось забыть все, чему его учили четыре года. Тридцать с лишним лет он безуспешно пытался усвоить прикладную политэкономию социализма. Когда его сверстники уже стали готовиться к пенсии, институтские познания Е Сюйяня, наконец, пригодились. Его пригласили в компанию, которая занимается развитием специальной экономической зоны.

— Инвесторы приходят к нам, потому что мы дали им все, что обещали. Энергоснабжение, подача воды, коммуникации — на высшем уровне, — говорит Е Сюйянь. — И мы получили почти все, что хотели.

Китайцы, правда, рассчитывали, что большая часть продукции совместных предприятий пойдет на экспорт. Пока экспортируется меньше половины. Но то, что продается в стране, — ксероксы, медикаменты, лифты — раньше приходилось импортировать. Теперь все это можно купить за юани.

Е Сюйянь повел меня на специальную выставку и показал, что теперь производят китайцы на совместных предприятиях. На этой выставке все: от косметики до лифтов, от водки до компрессоров. А уж еды и вовсе райское изобилие — наверное, то самое, о котором говорил Леонид Ильич Брежнев на XXV съезде КПСС: «На столе советского человека должно быть все — лук нельзя заменить картофелем, а растительное масло томатным соком».

Но Е Сюйянь все еще недоволен привычкой мыслить прежними советскими категориями плановой экономики:

— Мы в Китае по-прежнему

ставим перед собой какие-то задачи, строим планы, принимаем постановления. Ничего этого не нужно. Нужно ставить перед собой только одну задачу — зарабатывать, получать прибыль. Это и есть самый верный, да и единственный, стимул для производства.

Даже небольшие южнокорейские фирмы двинулись в Китай: здесь в два раза меньше налоги, в пять раз меньше арендная плата. Китайцу надо платить в десять раз меньше, чем южному корейцу, и в два-три раза меньше, чем тайцу или индонезийцу. Но корейцы видят, что зарплаты китайцев быстро растут, а китайские фирмы стремительно осваивают новейшие технологии и превращаются в конкурентов. Обосновываться в Китае есть смысл только гигантам с самой современной технологией, которые не боятся, что китайцы, научившись всему, потеснят учителя.

Китайская толпа самая большая в мире. Она же и самая разношерстная. В выходные дни тысячи китайцев приезжают к Великой китайской стене, чтобы немного насладиться жизнью.

У Юрия Олеши, как известно, не складывались отношения с трамваями, которые упорно не желали возить этого замечательного писателя. У меня не сложились отношения с Великой китайской стеной. Все началось с того, что, поступив на работу, я получил свое первое редакционное задание: придумать подпись к фотографии, на которой был запечатлен тогдашний помощник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский у этой самой Великой китайской стены. Фотография должна была символизировать стратегический союз Пекина и Вашингтона против Советского Союза.

Я извел пачку бумаги, предложил пятнадцать вариантов, но с заданием не справился. Подпись к фотографии сочинил опытный редактор нашего отдела. Он написал: «Эмиссар Белого дома у Великой китайской стены весело "пошутил": Кто заберется наверх последним, тот и должен выступить против русских…»

Так я — неудачно — познакомился с грандиозной достопримечательностью Китая.

Продолжение было тоже не очень удачным.

Четырнадцать лет спустя гостеприимные китайские хозяева повезли меня туда, куда некогда ступила агрессивная нога Збигнева Бжезинского.

Великая китайская стена превратилась в грандиозный веселый туристский аттракцион, где сметливые китайцы зарабатывают буквально на всем: на входных билетах, на платной автостоянке, на индустрии сувениров, памятных маек, фотографий и медалей, на которых гравируют имя покупателя, на свидетельствах о посещении стены с подписью и печатью местного начальника.

Крестьяне в кителях, девушки в кожаных куртках из Гонконга, солдаты в плохо сшитой форме ядовито-зеленого цвета, подростки в джинсах и кроссовках легко осваивают привычки современного общества — пьют баночное пиво и кока-колу, жуют резинку, с треском разрывают пакетики с орешками, закусывают толстыми сэндвичами и чувствуют себя замечательно. Они щелкают друг друга автоматическими «никонами» и «кэнонами», пишут на любом удобном месте «Ван и Ли были здесь» и устремляются куда-то вверх по ступенькам нескончаемой стены.

Китайцы доят стену, как племенную корову. Стена, несмотря на почтенный возраст, пребывает в превосходном состоянии и постоянно реставрируется.

Но меня стена отвергла, как Юрия Олешу — трамваи. Одетый не по сезону, я простыл на ледяном ветру и, прилетев на следующий день в город Ханчжоу, обнаружил, что потерял голос.

Люди постарше моему шепоту нисколько не удивлялись. В китайской провинции иностранный корреспондент приравнивается к начальству, которому позволена некая эксцентричность. Но в конечном счете решено было восстановить мои вербальные возможности с помощью медицины.