Китайский секрет
Шрифт:
Появились первые революционные фигурки — красногвардеец с винтовкой, девушка-милиционер, партизан с красной звездой на папахе.
Старики издевались над этими работами:
— Экая мазня! Мы для самого императора работали, разные рисунки видывали, но такой чепухи не видали! Рисовали мы амуров, и святых, и маркиз, а эти, гляди, мужика в лаптях на блюдо посадили! И смех и грех!
Художники работали молча, стиснув зубы. Фарфоровая живопись — дело трудное. Нужно знать, как растереть золото, когда прибавить в краску стеарин, а когда — гвоздичное масло, как самим вязать тонкие кисточки.
Старики ревниво
Однажды ночью крысы разбили тарелку с изображением красноармейца. Потом крысы размазали краски на чашке, украшенной серпом и молотом. Потом крысы засыпали песком посуду, поставленную в печь.
— Что за озорные крысы на бывшем императорском заводе! — сказал приехавший из города комиссар. — Видно, не нравится им советский фарфор. А мы этих крыс — за ушко да на солнышко! Пускай они нам расскажут, на чью пользу работают!
Крысы присмирели. По углам мастерской все так же слышались их писк и возня, но советского фарфора крысы больше не трогали.
Художники продолжали свою работу. Разноцветные надписи: «Кто не с нами — тот против нас», «Жизнь без труда — воровство», «Кто не работает, тот не ест», покрыли борты тарелок. На блюдах и вазах появились новые рисунки: здесь — сеятель в поле, там — кузнецы у наковальни, там — строители у постройки, уходящей под облака, и надпись: «Мы свой, мы новый мир построим».
На столах стали строем маленькие фарфоровые матросы, красноармейцы, пионеры. Фарфоровая работница вышивала красное знамя, другая — выступала на митинге с речью, узбечка сбрасывала чадру.
Появились фарфоровые шахматы. Белые — цари, капиталисты. Красные — рабочие, крестьяне, красноармейцы.
А время было тяжелое. Гражданская война отрезала город от всей страны. В Петрограде не было хлеба, нехватало дров и угля. Мастерские стояли нетопленые. В горнах шипели и плевались, не разгораясь, сырые дрова.
Живописцы еле держали кисточки замерзшими пальцами. Дыханье осаждалось капельками на холодном фарфоре и портило тонкую живопись. Приходилось живописцам брать в зубы полоски бумаги и прикрывать ими рот, чтобы уберечь фарфор от своего дыхания.
Живописцы работали в маленькой комнате с дымной печуркой. С ржавых печных труб на столы валилась копоть. Живописцы сидели тесно. Им приходилось толкать друг друга локтями, расписывая большие блюда.
В эту комнату к ним пришел гость — Анатолий Васильевич Луначарский. Нагнувшись над столом, он рассматривал советский фарфор. Он любовался каждой новой чашкой, бережно брал в руки новые фигурки.
— Как хорошо, что советский фарфор яркий и радостный! Таким и должно быть искусство в нашей новой стране. На Западе все удивятся, когда мы покажем на выставках эти изделия. На Западе уже давно разучились работать так тонко и с такой любовью, — говорил он, рассматривая мелкую живопись на маленькой фарфоровой трубке.
После гудка рабочие собрались в клубе. Товарищ Луначарский сказал им:
— Фарфоровый завод будет лучшей страницей в книге моих воспоминаний!
Он рассказал фарфоровцам о путях нового, советского искусства и о прекрасных изделиях, лежащих на столах живописной мастерской.
Художники радовались. Каждый почувствовал, что он делает большое, нужное дело. Каждому хотелось работать еще лучше. Голод, холод и ссоры со стариками — все забылось сразу.
С
Фарфоровый завод послал свои чашки и тарелки в подарок VIII съезду советов. Фарфоровый завод послал свои блюда и фигурки на выставку в Ревель. На этой выставке советский фарфор получил большую золотую медаль.
Потом фарфоровый завод послал свои изделия в старые европейские города — в Стокгольм, Брюссель, Париж, Милан и Венецию. Европейцы толпились перед советскими витринами и удивлялись:
— Позвольте, как же это? Говорят, в Петрограде голод… заводы разрушены… люди одичали… Но этот фарфор! Посмотрите на белизну массы, на яркость красок, на новые смелые рисунки! Наши фарфоровые мануфактуры отстали от советского завода!
В журналах появились статьи о новом советском фарфоре.
«Русская революция нашла свое первое и лучшее отражение в искусстве фарфора!» говорилось в одной французской статье.
«Этот прекрасный фарфор доказал нам, что в Стране Советов уделяют много внимания искусству и культуре!» писал итальянский критик.
«Русский фарфор открывает новые пути в художественной промышленности!» говорил шведский журналист.
Живописцы не успевали расписывать изделия, которые требовались на европейские выставки. Советские полпредства в разных странах желали иметь новые фарфоровые сервизы для торжественных приемов, новые блюда и фигурки для украшения зал. Фарфоровый завод дал свои изделия советским полпредствам в разных странах.
Потом повалили заказы заводу из-за границы. Не только Европа и Америка желали иметь советский фарфор в своих музеях, но даже из далекой Австралии пришел заказ заводу на шахматы и фарфоровые фигурки.
Изделия завода, пересыпанные стружками и заколоченные в ящики, развозились по всему миру. За эти изделия Страна Советов получала золото.
А завод уже выпускал не только нарядные чашки и блестящие фигурки. Завод делал изоляторы для советских электростанций. Ведь света и электричества ждали целые районы. Завод выпускал химическую посуду для всемирноизвестных лабораторий Ленинграда, Москвы, Харькова. Завод вырабатывал автосвечи — маленькие фарфоровые столбики, без которых не может работать ни один автомобиль, ни один трактор.
Прежде все эти изделия покупались за границей. Старая Россия платила за них золотом.
Товарищ Луначарский снова приехал на завод — не один, а с всесоюзным старостой товарищем Калининым. Они обошли все цеха, осмотрели все изделия и долго беседовали с рабочими.
Потом на завод приехал новый гость — писатель Максим Горький. Он низко поклонился рабочим, входя в живописную мастерскую.
Академик Карпинский привез заводу привет от Академии наук. В этот день завод получил новое название — он стал заводом имени Ломоносова, в честь великого ученого и поэта, в честь первого академика, вышедшего из народа.