Киж
Шрифт:
Прохор послюнявил пальцы и с шипением загасил фитилек драгоценной свечи.
– Феликса Бедина я вам уже представил, – продолжал он в темноте.
– Он замечательный парень, хоть и брюзга. Не каждый способен сохранять присутствие духа в подобных условиях. Честно сказать, старина Феликс порядком раскис.
Как бы в подтверждение этих слов из угла, где горбился Мясищев, раздались всхлипывания, причитания и подвывания. Разведчик вел себя, как малое дитя.
– Среди нас есть очаровательная дама, истинное украшение нашего грубого мужского коллектива, – токовал в темноте археолог. – Она корреспондент Новозеландского
– Очень, очень многое, – снова влез в разговор майор Плещеев, не любящий разоблачительных пауз. – Она как собака.
– Джейн увлекается историей Древней Руси и даже перевела на английский язык “Моление Даниила Заточника”, – продолжал археолог.
–
К сожалению, мы не можем вполне оценить достоинства ее перевода, так как для этого требуется слишком глубокое знание английского языка.
– И русского, – дополнил настоящий Филин.
– Что вы сказали? – переспросил археолог.
– Я сказал, что для этого требуется знание и русского языка тоже,
– повторил Филин.
– Ну да, конечно, для этого требуются глубокие знания в области лингвистики, – вежливо согласился археолог. – Вот так мы и живем.
Прошу вас выбрать уголок по душе и располагаться со всеми удобствами. Здесь, конечно, не отель “Хилтон”, но нам, археологам, иногда приходится жить и не в таких условиях.
– Мы, критики, тоже не лыком шиты, – парировал Бедин. – Иногда неделями не снимаем сапог.
– Что ж, в темноте, как говорится, да не в обиде, – миролюбиво согласился археолог. – Капитан Свербицкий обеспечил нас свежей соломой, а там, в углу, вы найдете старые солдатские шинели, которые можно и под себя подстелить и сверху набросить. Если сравнить с теми условиями, которые у нас были на Алтае, скажи, Антон?.. – Один из сыновей Прохора утвердительно промычал. – По выходным у нас банный день. Нас гоняют под пулеметом ополаскиваться в озеро Синеяр, это минутах в десяти хорошего хода, а потом выдают по чарке спирта для дезинфекции внутренностей.
– Дама моется вместе с джентльменами? – осведомился Бедин, не поступавшийся жизненными радостями даже за сорок восемь часов до смерти.
– Нет. – Внешне грубоватый, но романтичный археолог немного смутился. – Джейн принимает водные процедуры вместе с женщиной-военнослужашим, прапорщиком Игрицкой. Кстати, это очень интересный человек, бывшая драматическая актриса, вы ее увидите, когда принесут ланч…
– А какая задница! – подал голос Петров-Плещеев. – И такие экземпляры поступают в армию! O tempore, o mores!
– Не в армию, а в банду помешанного самозванца! – слезно выкрикнул Иванов-Мясищев. – Здесь нет никакой армии и нет никакой войны! Почему, почему, почему я должен умирать?!
– Неужели столько мужиков не могут скрутить одного субчика? – изумился Бедин. – Разве с ним нельзя найти общий язык, договориться, сторговаться?
– Не забывайте, что он великолепно вооружен, – оскорбился археолог. – Против пулемета не устоял еще ни один герой, а этот фанатик пускает в ход оружие без малейшего сомнения. Думаете, почему в этих роскошных лесах нельзя встретить ни одного грибника, ни одного охотника или туриста?
– Потому что он их уже встретил, – сострил младший археолог, но никто
– Что же касается общего языка, этот бурбон настолько убежден в своей правоте, что его не прельстит все золото мира.
– Подкуп и шантаж – это первое, что мы попробовали, – поддержал настоящий Петров-Плещеев. – Мы также предлагали ему вступить в половые сношения с мадмуазель Соколовой, то бишь Джейн Биркин, или любым из нас. Он оказался несгибаем.
– А после этого окончательно пришел к мысли о необходимости нашего расстрела, – глухо пробормотал Иванов-Мясищев. – Он ни на секунду не поверил в то, что мы настоящие журналисты.
– А где же ваш хваленый арсенал? Где же ваши яды, торпеды, гранатометы? – возмутился Бедин. – Вы ведь могли разнести в клочья целый город!
– Наш арсенал теперь в его руках, – неохотно признался
Петров-Плещеев.
– Он направил на нас свой старенький пулемет, мы испугались смерти и побросали оружие, – прорыдал Иванов-Мясищев. – Мне ведь всего тридцать четыре года, я страшно не хотел умирать!
– Это вам не яд в бокалы подсыпать! – мстительно напомнил Бедин.
– Он считает себя единственным законным представителем Российской армии и находится в состоянии войны с настоящей Россией, Америкой,
Германией, Китаем и, кажется, всеми остальными странами мира, – сказал старшой археолог. – По-своему этого кровожадного Дон Кихота можно даже уважать.
– А я бы с удовольствием набил ему харю, – без симпатии признался
Бедин. – Тоже мне – Соловей-Разбойник.
Дверь с лязгом открылась, и в подземелье появилась Глафира, перевоплощенная настолько, что обозреватели ни за что не узнали бы ее, если бы не были предупреждены. Теперь это была не грязная попрошайка, унижающаяся в трактире из-за куска хлеба, но и не рафинированная, немного усталая столичная леди. Она превратилась в юную, бодрую, грубоватую воительницу, пацанку, амазонку, которая вовсе не подвержена женским слабостям и сама хватает жизнь за горло твердой, решительной рукой. Глафира была в новеньком пятнистом комбинезоне, схваченном на узкой талии офицерским ремнем, высоких шнурованных бутсах и зеленой снайперской косынке. Глафира держала котелок с каким-то аппетитным варевом и алюминиевые судки с ложками.
Стоявший за ее спиной с пулеметом под мышкой капитан Свербицкий освещал застенок керосиновой лампой.
– Встать! – звонким, злым голосом скомандовала Игрицкая. – Для приема пищи по порядку номеров рассчитайсь!
– Ну, первый, – пожав плечами, подчинился Бедин, на всякий случай пока решивший не выказывать знакомства.
– Второй, – вяло пробормотал настоящий Филин.
– Не понял! – весело прикрикнула Глафира. – Повторим еще раз, а то, как я посмотрю, кое-кому вместо обеда захотелось отжаться от пола семьдесят раз.
– Первый! Второй! Третий! Четвертый! – На этот раз перекличка прошла без единой заминки, и даже псевдоавстралийка Джейн Биркин, упорно не выходя из своего фиктивного образа, пискнула:
– Намба эйт!
Похоже, обед для пленников был сварен из суповых пакетиков с добавлением кое-каких полевых травок. Эта похлебка показалась наголодавшимся обозревателям невероятно аппетитной и была проглочена мгновенно, но, когда Бедин приподнялся было за добавкой, капитан
Свербицкий лязгнул своим противным пулеметом и направил на него ствол.