КК -12. Часть 1
Шрифт:
Он размышлял — и одновременно решал, что делать дальше. Что бы там ни было — у Майлза были силы противостоять Ренх-сату, хотя и враг наверняка не все секреты еще выдал.
Через полчаса после известия о пропаже Владыки и Дармоншира с флангов Норбиджа пошли в бой отряды Ренх-сата — и те, что ждали своей очереди, и те, что подошли от дальних городов. А еще получасами позднее оставшиеся в тылу эмиратские подразделения, свежие и отдохнувшие, получили приказ вступать в бой, закрывая подкрепление Ренх-сата меж двух слоев дармонширцев, как прослойку в пироге. Пусть дармонширцам в центре города приходится отбиваться в окружении — и наступающие части иномирян ждет
Гигантский змеедух, вызвавшийся помогать молодому и наглому змею, один из холодных потоков ветра, что вечно огибают планету, слабел. Все больше ему приходилось подниматься в небеса, туда, где сильнее ощущалась стихия Инлия-Воздуха. И все же он вновь спускался вниз, каждый раз рискуя рассеяться окончательно — и не только потому, что этого хотел бы их общий прародитель. Но и потому, что к змеенышу древний и могучий ветер привязался.
Целые эпохи проходили в бесконечных гонках по ледяной высоте, играми с другими духами или с самим Инлием, частенько спускающимся из небесных чертогов погонять вместе со своими созданиями: случалось так, что один раз змееветер видел людей еще живущими племенами в грубых жилищах средь лесов или степей, а следующий его взгляд заставал уже города или разрушенные государства.
Ветрам было хорошо наверху. Правильно. Свежо и легко.
Но когда кто-то из сыновей Инлия по дерзости или недомыслию привлекал их на помощь, становилось по-настоящему интересно. Настолько, что ради игры с ними и наставничества духи готовы были терпеть близость земли, огня или воды: чужой стихии, вытягивавшей силы. И только скоротечная человеческая жизнь заставляла возвращаться обратно к своим, постепенно забывая об очередном подопечном.
Но о том, как с ними интересно — духи помнили.
Сейчас огромный змеедух, которого сам Инлий называл слишком шипяще, чтобы это могло быть воспринято человеческим ухом, мог бы отдыхать, скользя со своими братьями вокруг Туры. Все они видели и знали, как ослабел их отец, и каждый понимал, что миру осталось немного.
Но змееныш, дерзнувший потребовать помощи, нуждался в присмотре, несмотря на то что теперь не звал духа — жалел его. А развоплощение и так стояло на пороге для всех духов, оставайся ты в потоке или спускайся к поверхности Туры. Поэтому змееветер, несколько раз облетев планету и набравшись сил, все же решил спуститься и посмотреть, где его подопечный.
И не нашел его.
В темноте он видел мечущиеся ауры драконов, любимых сыновей Воды и Воздуха, видел мерцающий вихрь второго змееныша — тот спал на земле, его защищали люди с оружием. А старшего нигде не было видно.
Змееветер забеспокоился, потек над залитой голубоватым сиянием луны долиной, над холмами, слетал к морю, вернулся… и только на третий раз, пролетая над холмами, уловил едва заметное сияние ауры, придавленной массой земли и поэтому искаженной, сжатой. Обтек просевший холм, попытался ткнуться с одной стороны, с другой, начал откатывать скалы от большого оползня там, где аура казалась чуть ближе… но холм дрогнул, оползень начал оседать, скрипя и грохоча, и дух отпрянул, не решаясь больше трогать камни на холмах, чтобы не раздавить змееныша вместо освобождения.
Он покружил над холмом, осознавая, что единственный способ не навредить — это изымать глыбы сверху просевшей части холма. Но сколько тут придется работать? Хватит ли у него сил? И доживет ли змееныш до тех пор, когда он освободит ему путь?
Змееветер завис
Работа шла медленно, и с каждым касанием земли дух слабел. А еще понимал, что не успеет — и даже позовет сюда людей с инструментами, они не сработают быстрее, чем он.
Но он упорно вынимал скалы и глыбы, слизывал языки оползней — и слабел, поднимался в небеса, снова спускался и снова работал, хотя это уже было безнадежно.
В один из подъемов, уже слабый настолько, что ему поддавались камни размером не больше овцы, он понял, что сейчас развеется. И что не сможет больше спуститься.
Он бросил последний взгляд на холм и стал подниматься выше.
Глава 11
Ночь с 5 на 6 мая, Нестингер, Люк Дармоншир
Люк очнулся в полной темноте и тишине, голый, слабый, скорчившись на боку. Воздуха было мало и ощутимо пахло гарью и кровью. Сколько он провалялся без сознания — было непонятно.
Браслет на запястье холодил тело. Ночное зрение не работало — так слаб он был.
Он пошевелился — слава богам, шевелиться он мог, протянул руки вперед и тут же наткнулся на камень. Ощупал все вокруг себя, сбивая ладони об известняк — он лежал в узком каменном кармане шириной метра полтора на два, между двух вставших чуть выше его роста аркой глыб. Похоже, ветер, коим он был на момент обвала, вытолкнуло сюда, в полость, и тут-то он и обернулся.
Дармоншир постарался докричаться до Тамми и Нории — но, видимо, толстый слой камня не пропускал мысленное общение, потому что не было ощущения, что его слышат, будто слова растворялись в камне.
— Ну что, попался, счастливчик? — каркающе сказал он себе, парадоксально жалея, что нет сигарет: не закурить, не вдохнуть дым, чтобы успокоиться — хотя воздуха и так было мало, и от удушья он умрет явно раньше, чем от голода или жажды.
Люк снова обернулся ветром, заметался по крошечному карману — но, сколько он не струился меж глыб, нигде не было ни прохода, ни движения воздуха, с которым можно было бы сбежать, вытечь на поверхность. Он ветром пролезал между камней, он тыкался в тупики, он, отчаявшись, воздушным тараном бил по глыбам, но те даже не шевелились, надежно прижатые другими. Неизвестно, сколько он так метался, пока отчаяние не взяло свое — и он снова скорчился на полу, слушая далекое-далекое сотрясание почвы — все же вибрация от выстрелов артиллерии долетала и сюда, и надеясь, что какой-нибудь сдвинет камни и проход все же найдется.
— Или засыплет тебя, — снова произнес он вслух. Сел, закрывая глаза, сотрясаясь от дрожи — холодно здесь было. И страшно. На сколько здесь хватит воздуха? На часов шесть? Десять?
Зашарил руками по стенам, откатывая какие-то булыжники — вдруг получится прокопать себе проход? На пол сыпалась известняковая крошка и щебень, он ломал себе ногти — но со всех сторон рано или поздно натыкался на твердую породу.
Выругался, снова обернулся, снова заметался по своей тюрьме — хоть какое-то действие, хоть что-то! Но выдохся еще быстрее, вернулся в свой карман, свалился на пол без сил — и там, глядя в черноту над собой, впал в какое-то вязкое забытье, в котором виднелись ему лица и деда Кристофера, и Луциуса, и матери, и Марины. Выплывал он из него только от вибраций артиллерии и содроганий холма, с тупым интересом ожидая, придавит его все-таки или нет… затем снова впадал в дрему.