Клад
Шрифт:
Старшие братья продолжали поиски; наконец, Роман вооружился щупом и, напирая на него, стал медленно, на всю длину, загонять его в землю. Саженный прут со скрипом входил в суглинок, но, несмотря на величину свою, не натыкался ни на что твердое.
Александр стоял рядом с Романом и с напряжением следил за его работой.
Устав, Роман передал щуп Степке. Разведки продолжались еще часа два; тщательно исследовали часть горы, выступавшую к реке; там, по мнению Романа, на самом видном месте горы должна была стоять церковь.
Наконец прут уперся в что-то твердое и остановился.
Александр подскочил к Степке и почти вырвал щуп из рук его.
— Копать надо, копать! — прерывающимся от волнения голосом проговорил он; но Роман пожелал сперва исследовать хорошенько поверхность найденного предмета. Щуп вынули и на расстоянии вершка от только что оставленного им отверстия снова вонзили его; эту операцию повторили несколько раз, и Роман убедился, что загадочный предмет не что иное, как простой булыжник. Александр, с блестевшими глазами, весь красный от возбуждения и непривычной работы, настаивал на раскопке и, схватив лопату, принялся со Степкой за работу. Не углубились они в землю и на аршин, как Роман, внимательно следивший за ними, поднял руку.
— Довольно! — отрывисто проговорил он. — Земля не насыпная, а наносная, — ничего в ней нет. Здесь нам искать больше нечего!
— Почему ты знаешь? — спросил Александр, обернувшись к нему.
— А по пластам! — Роман указал на один из боков ямы. Александр перевел глаза на него и увидал волнистые разноцветные линии слоев песка и глины. — Если бы этот холм был насыпной или если бы здесь зарывали что-либо, то пласты эти были бы перемешаны.
— Да, но ведь эти верхние пласты могли образоваться уже над местом прежних построек! — горячо возразил Александр. — Развалины Ассирии, Трои, наконец, Египта, — все затянуто сверху наносными пластами!
— Да, но разве кругом этой горы есть такие же песчаные степи, как там? Самумы в Сахаре в один порыв передвигают с места на место миллионы пудов песка, а здесь нет ни таких ветров, ни такой почвы… Затем, взгляни: за слоем песка идет глина; глина наноситься ветрами не может. Видишь, как ровно наложены эти слои друг на друга, — это значит, что их осадила друг на друга вода.
— Вода? Это каким образом? — с любопытством спросил внимательно слушавший Юра.
— А вот как. Эта равнина и гора, на которой стоим мы, были когда-то покрыты рекой, из воды которой постепенно осаживались частицы почвы, унесенные ею с верховьев…
— Здесь была вода? на горе?
— Несомненно, — ответил Роман. — Все эти извилины плоскогорья не что иное, как берег когда-то протекавшей здесь грандиозной реки. А вот и другой берег! — он указал рукой на отдаленные возвышенности, подымавшиеся на противоположной стороне.
Юра оглядел гигантское русло и всплеснул руками.
— Господи, — вскричал он, — да ведь это по ширине четыре Волги выйдет!
— Да. Потом, с обмелением реки, наша гора сделалась островком среди нее; вода все опадала и превратилась наконец вот в этот ручей!
Юра, задумавшись, глядел вдаль и представлял себе могучую картину первобытной Вожи.
— А все-таки я буду копать, — проговорил Александр и опять принялся за лопату.
Роман не ответил ни слова, подошел к выступу горы и, стремясь разгадать тайну местонахождения древнего села, задумался.
Юра забрал удочки и спустился к реке. Солнце близилось к закату, когда Александр молча выкинул свою лопату из ямы и, усталый и перепачканный, вылез на поверхность. За ним последовал и Степка.
Роман подошел к яме и заглянул в нее. На глубине приблизительно двух с половиной аршин, на дне ямы лежал в глине круглый булыжник.
Глава IV
Начинало смеркаться, когда над краем горы показались длинные удилища и затем голова Юры. Он возвращался торжествующий: в руке он держал связку с висевшими рыбами; между ними темнели и бились два громадных окуня.
Роман и Степка не потеряли времени в свою очередь: чтобы сделать костер незаметным, они расширили яму, устроили уступы, могшие служить лавками, натаскали веток, и на дне ямы весело запылал огонь.
Александр не принимал никакого участия в их работе и только поглядывал на свои руки, натертые ладони которых покрылись волдырями. Степка устроил над огнем треножник из палок, повесил на него котелок с водой, и через какой-нибудь час путешественники усердно принялись уничтожать распространявшую аппетитный запах уху.
Сумрак висел кругом, когда, окончив ужин, Роман вылез на поверхность горы и огляделся. Ночь обещала быть безлунной. На темном небе мигали несколько звезд. Вершины деревьев смутно выделялись на нем зубцами. Тишина царила невозмутимая.
Роман подошел к обрыву над Вожей, и спустя немного, позвал Александра.
— Посмотри, Саша! — проговорил он, и какая-то особенная, мягкая нотка почудилась в его обыкновенно отрывистом голосе, — Точно море или бездна под ногами и кругом нас, черная, неведомая… Хорошо!
Александр огляделся, и жуткое чувство охватило его. Действительно, ночь казалась зиявшей со всех сторон черной бездной. Юра не говорил ни слова и жался к Роману.
То была первая ночь, проводимая ими под открытым небом.
Скоро все стали устраиваться на ночлег. Юра и Александр, так протестовавшие против шинелей, когда Роман настаивал на том, чтобы их взяли с собой, сползли в яму, укутались в них с головами и улеглись около костра. Роман и Степка расположились наверху, у края ямы; Кучум лег между ними, и немного спустя все, кроме Романа, уснули глубоким сном.
А Роман откинул с лица край шинели и долго глядел на начавшее вызвездиваться небо и вслушивался в чуткую тишину ночи.
Какой-то новый мир, сказочный, полный чудес, захватывающий дух, — открывался сердцу его.