Кладбище богов
Шрифт:
Весь день он ходил сам не свой и даже ночью долго вертелся, прежде чем удалось уснуть. И потом несколько раз просыпался. В мыслях застыла одна и та же картина – как его самого ведут в клепаном ошейнике и оставляют за тяжелой железной дверью камеры.
Утром, когда Петрович занимался привычной процедурой кормежки, к нему подбежал взбудораженный Гайда. С собой он привел какого-то пришибленного энейца с дрожащими руками.
– Бросай все, он вместо тебя закончит, – выпалил Гайда, хватая Петровича за рукав.
– Что стряслось?
– Есть работа. Идем, по дороге
Рассказ был недолгим. Петровичу следовало подняться на станцию, погрузить на платформы какие-то штуковины и сесть туда самому. А на другом конце разгрузить и вернуться тем же поездом.
Вроде бы ничего сложного, но слишком уж нервным и испуганным выглядел Гайда. Петрович заподозрил, что от него скрывают нечто важное.
На уже знакомой станции царило спокойствие. Гурцор-распорядитель указал на груз – пара десятков деревянных ящиков и обвязанные тряпьем железяки непонятного назначения. На ящиках уже пристроились двое энейцев, назначенных Петровичу в помощники. Он взглянул на их ручки-прутики и понял, что толку от таких грузчиков будет маловато.
Гурцор велел ждать платформу. Петрович составил из ящиков что-то вроде кресла и попытался задремать.
Ему это почти удалось, но через двадцать минут его вдруг разбудил тяжелый топот множества ног и лязганье металла.
Он приоткрыл глаза. Несколько десятков тяжеловооруженных гурцоров грузились на платформу. Они двигались быстро и слаженно – выбегали из какого-то прохода, занимали место и замирали.
Платформа укатила в черный зев тоннеля, через минуту подошли еще две, пустые. Гурцор-распорядитель крикнул, чтобы начинали погрузку.
Петрович довольно лихо побросал ящики на платформу, а вот с железяками пришлось попыхтеть. Их таскали втроем – энейцы упирались изо всех сил, но основная нагрузка все равно ложилась на человека.
Между ящиками Петрович устроил себе уютный уголок, где и расположился, ожидая отправки. Платформы вздрогнули и начали быстро набирать скорость. Стало прохладно – несущийся навстречу воздух был пропитан холодом древних подземелий.
Петрович скорчился, обхватив себя руками, и бездумно смотрел в темноту тоннеля. Энейцы тоже притихли, спрятавшись за ящиками от набегающего потока воздуха. Никто не удосужился объяснить, долгим ли будет путь. Петрович никак не мог решить – попытаться ли ему уснуть или просто подождать. Хотя спать хотелось. Платформы мягко качались и убаюкивали.
Дорога все же затянулась. Лишь спустя полтора, а то и два часа тоннель вдруг начал светлеть.
Петрович встряхнулся, сделал несколько энергичных движений, чтобы выгнать из складок одежды притаившийся холод. Через несколько минут взору предстал просторный зал станции, почти повторяющий тот, из которого он уехал.
А еще через минуту он увидел такое, что по телу прошел озноб.
Гурцоры-воины, которые на его глазах грузились на платформы, все были здесь. Растерзанные, переломанные, изуродованные, они лежали по всему залу, как брошенные куклы.
Петрович никогда не видел, какого цвета у гурцоров кровь. Оказалось, она коричневая, почти черная. Ее было много, целые лужи.
Платформы качнулись в последний раз и остановились. Энейцы тихонько заскулили, съежились, затерялись между ящиками.
Откуда-то раздался низкий вибрирующий рык, перешедший в надсадный вой. Что-то грохнуло, словно обрушилась гора железных болванок.
Петрович боялся пошевелиться. Даже дышать он пытался тихо-тихо, чтоб не выдать себя. Первой мыслью было соскочить с платформы и убежать обратно в тоннель. Но тут же стало ясно – оказаться одному в темноте будет еще хуже…
– Эй, – тихо позвал он энейцев.
Те заскулили и затрепетали, как пойманные рыбешки.
– Вы этот паровоз включать умеете? Уехать бы нам отсюда…
Энейцы не умели управлять платформами, это мог только гурцор на станции. Надежда умчаться отсюда с ветерком оказалась напрасной.
– Не пищите! – цыкнул Петрович. – Будем тихо сидеть, пока новые вагоны не подойдут. Они ж там должны помощь прислать.
Он забился в щель между ящиками и постарался превратиться в неподвижное изваяние. В подземелье гуляли неясные звуки: капала воды, иногда что-то скрипело или скрежетало, шипел в трубах неизвестный газ или воздух.
Уже через пару минут затекла нога, и пришлось пошевелиться. Вскоре Петрович понял, что сидеть и ждать неизвестно чего совершенно невыносимо.
Он в очередной раз переместился в своем убежище, чтобы сесть поудобнее, когда воздух вновь сотряс мощный вибрирующий рык. Петрович застыл в напряженной позе, по коже разбежались мурашки.
Следом послышались тяжелые мягкие шаги. Как будто рядом прогуливался слон в плюшевых тапочках. Был и еще один звук – легкое дробное цоканье, которое происходило, скорее всего, от когтей какого-то животного.
Ни жив ни мертв от страха, Петрович выглянул в щель между ящиками. Сначала он ничего не видел, только часть обшарпанной стены, на которую бросал полосу света химический фонарь.
И вдруг на стену упала тень…
Рычащее чудище было размером с хорошего быка. Тело бесформенное, уродливая морщинистая голова представляла с туловищем почти единое целое. Толстые кривые ноги местами покрывала редкая шерсть, слипшаяся от крови.
На спине и боках болтались какие-то железяки, словно остатки ортопедического корсета. Несколько оборванных шлангов и трубок тащились сзади.
А вот кожа была нежно-розовой, отчего неведомая образина выглядела особенно тошнотворно.
Рядом с чудищем проскочила какая-то быстрая тень, потом еще одна. Петрович наконец понял – вокруг вьется стайка гомобов.
Вдруг стало так страшно, что по телу прошла волна крупной дрожи. Петрович был совершенно беспомощен перед выводком отвратительных адских исчадий, которые могли учуять его в любой момент. Он невольно вжимался в щель между ящиками, но это было плохое убежище.
Розовый монстр остановился над трупом одного из гурцоров и начал копаться в нем своей плоской, словно стесанной, мордой. Гомобы бегали вокруг, что-то искали, вынюхивали. Петровичу было видно, что они движутся по какой-то странной замысловатой траектории, словно подчиняясь неизвестной программе.