Кладбище для однокла$$ников (Сборник)
Шрифт:
– Убери его к черту! Дай мне выговориться…
Шевчук взял сигарету, безотчетным движением оторвал фильтр, зажег, затянулся.
– Вот так и сказал ему: жизнь мне в тягость.
Батюшка серьезным стал: «Тяжкий грех совершишь. Ты есть человек, и рождение тебе дано от бога, жизнь и смерть твоя тоже от бога. И великий грех в том, когда хочешь уйти от самого себя…» – У Игоря стала дергаться щека, и Эд поспешил налить ему водки. Шевчук выпил не глядя.
– Покаялся я перед ним. Сказал, что много людей погубил, хоть и иноверцев, но все равно, люди это были, и не нужно все это было, и покою мне нет, потому
– А что было в том бою? – спросил Эд.
– Бросили нас на высоту и оставили отбиваться… Раненые без воды кончались…
Шевчук замолчал, порывисто затянулся, раздавил окурок, потом стал вертеть его в руках. Крошки табака сыпались на пол.
– Ведь этого Стеценко я убил. Из автомата. Он первым стрелял. Промахнулся. Все выпендривался: я ветеран Чечни, мне все позволено… Здоровый битюг. Старшиной был у меня в роте, все время с ним на ножах были. Все из-за мародерства. Я его предупреждал… Письмо это… Ты не думай, что я испугался. Все равно никто ничего не докажет. Только один человек видел – Козлов. Не знаю, где он сейчас. Но он должен был молчать. Крутой парень, мы с ним в таких переделках были. Однажды, помню, козла сырого жрали. Печень вытащили – и жрали. Этот Козлов одного подонка с обрыва скинул. Трушина…
– Ты закуси! – осторожно напомнил Мигульский, не зная, как ему распоряжаться обрушивающейся на него информацией.
Шевчук ткнул подсохший желток, заговорил снова.
– Ты не думай, я не боюсь этой встречи. Просто мне обрыдли эти воспоминания. Встречался с родителями одного своего парня. Так знаешь, что они мне кричали? Почему ты, командир, жив, а солдат, их сын, погиб? Знаешь… Так мне и орали в лицо. – Игорь стукнул вилкой по столу, горько усмехнулся. – Все вы, журналисты, знаете.
Мигульский не отреагировал, подошел к шкафу, вытащил из-за стекла приглашение.
– Забирай. Я еду за счет редакции. Вчера я подвел шефа к мысли, что мне необходима командировка в отель. Буду пропагандировать современный стиль отдыха.
– Который должен заканчиваться убийством?
– Посмотрим. Короче, я предлагаю ехать вместе.
– Я буду в качестве консультанта по убийству? – мрачно спросил Шевчук.
– Зачем нам неучи, если есть мастера? Давай сразу в качестве исполнителя! – хохотнул Эд и в следующий миг увидел перед глазами ствол пистолета.
Мигульский отпрянул. В стеклах его очков трепетало отражение черного браунинга. Шевчук медленно стал давить на курок. Раздался сухой щелчок. Мигульский вздрогнул всем телом, нервно выскочил из кресла.
– Ты что, идиот?
Шевчук отрицательно покачал головой.
– Лоб у тебя заблестел. – Он извлек из пистолета пустую обойму, бросил на стол.
Мигульский снял очки, вытер лоб. А Шевчук поковырялся в кармане, вытащил аккуратный желтый патрон.
– Никогда не шути так, Эдик.
– Это еще надо разобраться, чьи шутки более дурацкие, – выпалил Мигульский.
– Или более подлые?..
– Ладно, Игорь, я не хотел тебя обидеть. – Эд взял бутылку. – А ты мужик резкий. Не хотел бы с тобой повстречаться… на тропе войны.
– Мне не наливай.
– Тогда я сам выпью.
Мигульский выпил полстакана, спросил:
– Откуда у тебя пистолет?
– Ребят попросил, принесли в последний день перед отлетом из Чечни. Я санитарным самолетом летел, весь забинтованный. В общем, провез. Как чувствовал, что здесь понадобится.
– И приходилось стрелять?
– Пока только в воздух. Но очень отрезвляет. Лучше всякого душа. Я ведь после того, как меня по здоровью из армии поперли, кем только не был. Военруком был – нервы не выдержали учить юных отморозков… Я ведь после контузии слегка припадочным стал. В ДОСААФе работал, а там узнали, что я контуженный, – и тихо мою должность сократили. Шоферил немного, разнорабочим был, дворником. А сейчас вот – грузчик. Как навалят иной раз на спину, в голове – туман, сердце лопается, а перед глазами словно горная тропа шатается. И вперед, вперед!
Шевчук порывисто встал, застегнул рубашку, взял на руку китель, подошел к открытому настежь окну.
– Какая чудная ночь. Теплая, мягкая, будто в огромном, хорошо протопленном доме. И не хочется, чтобы эта ночь кончалась…
Игорь взял фуражку, надел, привычным движением поправил козырек.
– Ну, жди, приеду.
– Пригласительный забери.
– Меня там и без него примут… – заметил Шевчук, но билет взял.
Когда капитан ушел, Мигульский подумал: «Все же не случайно в письме упоминалось о караванах с наркотиками».
Его журналистская интуиция подсказывала, что грядут самые неожиданные события. От волнения у Эда зачесалась спина, и он на манер хряка почухался о дверной косяк, чего, безусловно, никогда бы не позволил себе на людях. …Извилистая дорога вывела на пологий участок. За бетонной стеной, среди деревьев, угадывались очертания черепичной крыши. Мигульский притормозил и посигналил. В железных воротах с табличкой «Соблюдайте тишину!» открылось оконце, появилось смуглое лицо, которое с акцентом спросило:
– Что вы хотели?
Вместо ответа Мигульский сунул в окошко редакционное удостоверение. Человек взял удостоверение и захлопнул створку. Прошло пять минут, потом десять, Мигульский уже собирался барабанить в ворота, но тут послышался гул электродвигателя, ворота разверзлись. Эд въехал во двор. Навстречу с беломраморного крыльца шагнул высокий мужчина лет сорока спортивного телосложения, в черной рубашке и ярко-красном галстуке. Во внешности его не было ничего примечательного, кроме, пожалуй, особенной цепкости во взгляде. Эд мельком оценил великолепно выполненную прическу, белые брюки и туфли.