Кладбище ведьм
Шрифт:
Наташа поняла, что она не в школьной столовой, а в каком-то другом месте. Это была крохотная комнатка с низким потолком, с драными обоями, какими-то старыми шкафами, стоящими вдоль стен, с раскинувшимся на полу ковром и бархатными занавесками, развевающимися на ветру. Кольнуло холодом.
Перед Наташей стоял высокий и худой молодой человек – обнажённый по пояс, пьяный, с сигаретой в руке. Отец Маши, одноклассницы. Только ещё молодой, лет около тридцати.
Знания, как обычно, проявились сразу же. Будто кто-то засунул в голову Наташи флешку и сбросил всю необходимую информацию.
Его
Капли пота собрались на его груди, под подбородком, на переносице.
За спиной Олега на разложенном диване лежала Машина мама – Лена. На вид ей было лет двадцать пять, не больше. Она была потная и обнажённая, пьяная и накуренная. Тушь размазалась под глазами тёмно-синими кляксами, губная помада яркими зигзагами пробежала по щекам и подбородку.
– Олежа, ну ты скоро? – спросила Лена после затяжки. Со словами из рта выплетался сизый дым. – Как там в фильме, а? «Я вся горю», и так далее!
– Секунду, погоди. Дай отдышаться.
Олег запустил правую руку в трусы. Закрыл глаза, подняв голову к потолку.
В углу мерцал старый монитор с выпуклым экраном, из колонок урчала какая-то попса. Олег двигал рукой в трусах, бормоча что-то себе под нос.
Наташа зажмурилась. Сигаретный дым лез сквозь веки и жёг ноздри.
– Давай без презика, – сказал из темноты Олег. – Я умею вынимать, когда надо. На раз, два, три. А то задолбался, никаких нормальных ощущений.
И всё разом стёрлось, хотя кошмар не закончился. Наташа знала, что ему ещё рано заканчиваться.
Она открыла глаза и снова увидела Лену – теперь уже одетую и трезвую, со скромным макияжем и тщательно замазанным синяком под левым глазом. Комната всё та же: прокуренная, дряхлая, неприятная.
Сквозь распахнутое окно пробивался яркий свет, косыми линиями рассекающий линолеум на полу.
– У тебя нет выбора, – сказала Лена, разглядывающая собственные руки, будто впервые их видела. Каждый пальчик, каждый заусенец. – Я не собираюсь делать аборт, сам знаешь. Предупреждала ведь. Не женишься – мой батя тебе башку оторвёт. Он из девяностых, у него понятия. Понимаешь?
Олег стоял тут же, в углу комнаты. Он просто кивал, ничего не говоря. Кивал, кивал, как китайская игрушка. Смотрел в пол.
– У нас будет свадьба, – продолжала мама Маши. – Папа подарит квартиру, все дела. Но ты в ней жить не будешь. Можешь катиться на все четыре стороны, главное о ребёнке не забывай.
– А если я захочу остаться с тобой? – негромко спросил он. – Если я правда тебя люблю?
– Мы трахались всего месяц, какая, блин, любовь?
– Самая настоящая. Мало ли. И ребёнка буду любить.
Будущий отец Маши поднял глаза, и Наташа увидела в его взгляде что-то такое, от чего захотелось громко завопить. Страшный был взгляд, безумный, наполненный густым сигаретным дымом.
– Я буду любить вас вечно, – сказал он хриплым голосом Цыгана.
Наташу вышвырнуло сначала в черноту, а потом в нормальный, настоящий мир, туда, где была школьная столовая и стоял запах еды.
Она потеряла равновесие – поздно сообразила – завалилась на бок, роняя стул и сметая со стола тарелку со стаканом компота. Выставила перед собой руки, но это не помогло, ладони угодили во влажное, разъехались в стороны. Щекой приложилась к холодному полу и увидела Машу за соседним столиком – поймала её взгляд. Маша снимала произошедшее на телефон. Верные подружки, столпившиеся вокруг, хихикали и тыкали в сторону Наташи пальцами.
А Наташа вдруг поняла, что в растворяющейся черноте проступило множество мелких деталей.
Кое-какие были прорисованы четко и ярко, другие обведены желтыми, красными, зелеными красками и выведены в центр своеобразного бытия. А были такие эпизоды, которые прятались в тени, по углам мозаики, старались не попадаться на глаза, потому что знания о них не должны были открываться кому бы то ни было.
Если не обладаешь навыками.
От неожиданности Наташа заморгала, не понимая, что все еще смотрит на Машу, не видя ее взглядом. Потому что она различила среди темных, притаившихся деталей Машиного отца: к тридцати семи годам он выглядел спившимся стариком. Похудел настолько, что торчали ребра и позвонки. Сутулился, горбился и громко, часто кашлял. У него были тонкие длинные пальцы. Этими пальцами он зажимал Маше рот, водил ими по её тонкой шее, по плечам, залезал пальцами под лифчик и гладил там…
Наташе сделалось дурно.
– На что уставилась, балбесина? – спросила Маша, хихикая. – У тебя котлета уплывает, лови давай!
Она подошла ближе, продолжая снимать на телефон. Наташу обступили, кто-то протянул руку, чтобы помочь подняться.
А из-за спин девочек показался Олег. Он обнял Машу чуть ниже талии, взъерошил её волосы. Кончик языка показывался между гнилых черных зубов и дотронулся до мочки Машиного уха.
Выродок, мой выродок, – шепнул он, поскуливая от возбуждения. – Мамка нагуляла, а я, значит, виноват. Всю жизнь должен расплачиваться, да?
Маша не была его дочерью. Лена переспала еще с десятком парней за спиной Олега. То была шумная молодость богатой девушки, у которой есть влиятельный отец. Все выяснилось, когда Маше исполнилось девять. На её дне рождения напившийся Олег прижал жену к стене на кухне и, угрожая ножом, потребовал рассказать правду. Маша не была на него похожа, вдобавок на подбородке у неё была ямочка, а у Олега – нет. Почему он все это время вынужден терпеть под боком чужого ребенка? Чей-то выродок, получается, испортил ему жизнь?
– Выродок, – произнесла Наташа, разглядывая притаившегося Олега за спиной у Маши.
Он ухмылялся, продолжая облизывать её ухо. Глаза были заполнены сигаретным дымом.
– Что ты сейчас сказала? – Маша присела на корточки и цепко схватила Наташу за подбородок. – Ну-ка, блин, повтори!
Повтори, повтори, много-много раз!
Некто в обличие Олега, порождение черноты, схватил Наташу за волосы и медленно намотал прядь себе на кулак.
– Как ты меня назвала? – прошипела Маша и, не размахиваясь, ударила Наташу по щеке ладонью. – Повтори, говорю! Как ты меня, блин, назвала?