Кладбище ведьм
Шрифт:
В бардачке, вспомнил Грибов, лежала бутылка ликёра, почти полная. Подарок одного партнёра на новый год. Неделю назад Грибов вот так же выехал за город, встал на обочине и выпил пару стопок, разглядывая тёмный заснеженный лес. Домой помчался пьяный, лихой, надеясь, что нарвётся на полицейских – а дальше – ну ее, эту размеренную жизнь менеджера среднего звена. Аванс, зарплата, расписание. Работа – дом – работа. Одно и тоже десять лет, и еще лет двадцать до пенсии. Надоело. Психанул бы, лишившись прав, уволился, бросился бы во все тяжкие. Но полицейские не попались, слома не произошло и, очухавшись
А сейчас, вот, вспомнил о ликёре и снова захотел остановиться у обочины. Метель, мороз, хорошо. Напьётся по дороге обратно. Точно напьётся. Но ещё надо бы смотаться в дом к тёще.
3.
Он выбрался из автомобиля, отметил, что от дороги к калитке тещиного дома протоптана в снегу тропинка – глубокие подмерзшие следы. Прошел по ней, пару раз поскользнувшись.
Дорога была пуста, горели редкие фонари, а небо рассыпало миллионы ярких звезд – такого в городе не увидишь. Грибов даже остановился на пару секунд, задрал голову, полюбоваться.
Потом долго возился с замерзшим замком, провернул его (дряблый, лязгающий звук). Калитка открылась на четверть, дальше не пускал оледенелый сугроб.
Во дворе было темно и тихо. Слева стоял двухэтажный кирпичный дом, блестел темными окнами, в которых отражались пятнышки фонарного света. Крыльцо тщательно очищено от снега, только на перилах скопились небольшие сугробы. Двери закрыты.
Грибов осмотрел широкий двор – кто-то расчистил и его, сложив снег сугробами справа, вдоль соседского забора (наверняка Цыган, кому же еще?). В конце двора высилась кирпичная пристройка – летняя кухня, с мангалом под козырьком на улице. Там же оборудован курятник, вон, сетчатые окна темнеют. Слева от пристройки, если зайти за дом, будет выход в огород, где у Зои Эльдаровны теплицы. Ну и калитка к соседям.
Странно было находится здесь без хозяев. В чужом дворе, около безлюдного дома.
Тёща сюда въехала в шестидесятых. Была у них какая-то семейная легенда насчёт переезда. Пару раз за столом Грибов слышал. Вроде бы дом этот построили еще в начале двадцатого века, до революции. Он чуть ли не первый кирпичный здесь. Какая-то Надина пра-пра-бабка что ли жила. Потом всю семью вывезли в Ростов, а одна родственница осталась, стерегла. Большевиков пережила, раскулачивание, потом войну. После войны как раз тещины родители тут поселились, пожили немного и тоже уехали.А уже потом Зоя Эльдаровна вернулась.У них фотографии имеются, где теще моей местный чиновник торжественно вручает ключи. Мол, за верность традициям и все дела. Не помню точно.
Грибов прошелся по двору, скрипя снегом. За высоким кирпичным забором не было видно соседнего двора, но оттуда проникал тусклый фонарный свет. Ветер подвывал и кусал холодом за щеки. Непривычно тихо было здесь. Словно ночь отрезала от всего остального мира и этот двор, и пустующий дом. Ни машин, ни людей, никаких звуков из-за забора.
Торопливо поднялся по оледенелым ступенькам, отворил дверь, зашел внутрь дома. Где-то справа был выключатель, ага. Крохотная прихожая с вешалкой, а сразу за ней кухня – газовая плита, диван, небольшой пузатый телевизор на холодильнике. Обои
– Приехал?
– Я уже здесь. Тебя плохо слышно.
Он прошел из кухни в просторную комнату – гостиную. Пол здесь был выложен серым кафелем, стены выбелены, на окнах воздушные прозрачные занавески. Старый сервант в углу, с советских еще времен – внутри хрустальные гарнитуры, фотографии внучек в рамках, Надино фото размером с лист А4. На фото Наде лет шестнадцать, не больше. Веснушки, челка, яркие губы, все дела…
– Как ты там?
– Опознал обоих. Жуткое зрелище. Расскажи, что где. Хочу убраться отсюда скорее.
– Ты в гостиной?
– Точно.
– Иди к двери справа, где выход к лестнице на второй этаж. Там дверь в ванную с туалетом. Сразу за ней еще одна комната, вроде кладовки, увидел?
Грибов толкнул плечом дверь, вышел в узкий коридор с полом, укрытым линолеумом, мимо массивной деревянной лестницы с перилами, увидел сначала дверь с матовым стеклом – ванная, и следом еще одну дверь. Открыл ее, нащупал выключатель. Точно, кладовка. Низкий потолок, лампочка болтается. Вдоль стен полки, заваленные разнообразным хламом. Коробки от микроволновки, от чайника, от телевизора, какие-то еще… стопки старых книг, пыльные вазочки, кружечки, рюмочки. Кладбище ненужных вещей.
– И где тут что? – Грибов брезгливо взял двумя пальцами глянцевый журнал «Жизнь» от две тысячи пятого года. Обложка была покрыта толстым слоем влажной липкой пыли.
– Поищи по полкам, должна быть такая коробка бархатная, темно-красного цвета. Если ничего не изменилось.
– Темного-красного… тут все темно-пыльного цвета… Ты уверена, что за шестнадцать-то лет твоя мама не купила другую коробку?
– Уверена. Она та ещё консерваторша была…
Раздражала пыль, раздражала качающаяся лампа, от которой тени скакали по стенам, словно бешеные.
– На видном месте должна быть.
Точно. Коробка лежала на стопке пожелтевших распухших газет. Грибов взял её одной рукой, стащил крышку.
– Паспорт вижу, ага, свидетельство о рождении, пенсионный… медалька какая-то…
– Все бери, – коротко сказала Надя.
Придавив телефон к уху плечом, Грибов извлек из бархатной коробочки старый, потрепанный по углам паспорт, открыл. С фотографии смотрела не пожилая, но в возрасте, Зоя Эльдаровна. Темные волосы собраны на затылке, взгляд с прищуром, смотрит в камеру серьезно, внимательно. Вглядывается.
– Ты всё ещё там? – спросила Надя.
– Да. – Грибов закрыл паспорт, положил в коробочку.
– Глеба Семеныча паспорта не вижу.
– И ладно. Главное, мамины документы все забери.
– Готово.
– Хорошо. Спасибо. – она отключилась.
Грибов выключил свет в каморке и вышел. Сразу заметил, что матовая дверь по коридору справа открыта. Ванная комната.
По затылку пробежал холодок.
А точно ли Цыган убил Зою Эльдаровну?
Глупая мысль, шаблон, выскочивший неосознанно. Как в фильме ужасов, ага. Обязательно где-то в доме должен скрываться маньяк.