Кладбище
Шрифт:
— Шеймас, проснись, эти черти бастуют! Отказываются подчиняться! — возмущенно произнес я, предварительно дав Шеймасу крепкого тумака.
Шеймас застонал, согнал с ляжек мух и, открыв глаза, недовольно посмотрел на меня:
— Какого черта ты меня разбудил? Тебе что, делать нечего?
— Работы осталось всего ничего, но португальцы не хотят прокладывать последний участок дороги. Они считают, что это навлечет на них божественное проклятие.
— Ты же болтаешь по-ихнему. Скажи этим обезьянам, чтобы кончали валять дурака и брались за работу, если не хотят иметь дело с Трахнутым.
— Может быть, ты лучше сразу
На опухшем лице Шеймаса отразилось легкое беспокойство:
— Нет, ему это не понравится.
— Тогда попробуй заставить их работать! У меня ничего не получается, — сказал я, присаживаясь в тени, отбрасываемой кабинкой биотуалета. Увидев, что я сел, португальцы тоже опустились на землю.
Шеймас закурил сигарету:
— О'кей, пожалуй, ты прав — я должен сам этим заняться. Помоги-ка мне вылезти.
Я помог ему выбраться из гамака. Потирая искусанные ляжки, на которых отпечатались крупные ромбы от веревки, Шеймас подошел к рабочим. Я встал позади него.
— Не желаешь работать, значит? — проговорил он, обращаясь к вожаку забастовщиков.
Тот покачал головой.
— О'кей, ты уволен.
Португалец во все глаза уставился на него.
— Ты уволен, — повторил Шеймас. — Собирай свои манатки и вали отсюда. Переведи ему, Шон.
Я повторил по-испански то, что сказал Шеймас, и кто-то из рабочих перевел мои слова с испанского на островной диалект португальского языка. А чтобы все стало окончательно понятно, Шеймас треснул уволенного по голове и, развернув к выходу со строительной площадки, дал хорошего пинка.
— Кто еще не хочет работать? Ты? — грозно спросил он, указывая на одного из самых молодых рабочих. — Ты тоже уволен. Пшел вон! Есть еще желающие получить расчет?
Желающих не оказалось. Оставшиеся португальцы подобрали инструменты и вернулись к работе, а Шеймас с довольным видом повернулся ко мне:
— Вот как надо действовать, Шон. Достаточно только убрать заводил и припугнуть остальных, и они становятся шелковыми. Так уж они устроены, эти обезьяны. А теперь я пошел спать дальше. И не буди меня, если не хочешь попасть под горячую руку.
Прошел еще час. За это время рабочие прорыли два неглубоких рва длиной в десять футов и шириной в три. Дорога для бульдозера была готова.
— Senor, роr favor...
Я покачал головой.
— Извините, ребята, но коли сам епископ позволил... — Я уже собирался объяснить им, как мог, что эта оскверненная церковь больше не Дом Божий, когда заметил Саманту, которая, прикрываясь зонтиком от солнца, двигалась в нашу сторону со стороны пляжа. На ней были огромные черные очки и шляпа с широкими полями. Не обращая на нас ни малейшего внимания, она медленно продефилировала мимо строительной площадки. То, что она англичанка, можно было сказать сразу: другой такой большой и такой белой женщины не было, наверное, во всем Массачусетсе. Она бросалась в глаза, как Моби Дик. Я видел, как Саманта ополоснула ноги из бутылки с минеральной водой и свернула к автомобильной стоянке у маяка. Она не кивнула и не подала мне никакого знака, но я сразу понял, что это неспроста. Да и на пляже Саманта скорее всего вовсе не была. Ей зачем-то было нужно, чтобы я увидел ее, увидел и был настороже.
Пять минут спустя Саманта проехала мимо стройплощадки в своем огромном «ягуаре». Люк в крыше был открыт. Из автомобильной
Эта музыка совсем не подходила к Саманте и никак не вязалась с тем, что я о ней знал. Женщина, которая не имеет понятия, кто такой Скуби-Ду, и вдруг — любит Мадонну?.. Я задумался. Как девственница... Ага!
«Трахнутая в первый раз...» — так примерно звучала вторая строчка песни. Трахнутая... О господи!.. Неужели Трахнутый что-то пронюхал? Как Саманте пришла в голову идея использовать песню в качестве тревожного сигнала, я догадывался: Дэн Конелли был большим поклонником неподражаемой мисс Чиконе, очевидно, он и подсказал Саманте этот ход.
Я ухмыльнулся.
Выходит, парни из ФБР не так уж глупы!
Ближе к вечеру надо будет придумать подходящий предлог, чтобы наведаться в Ньюберипорт.
Но сначала нужно закончить работу. Я поднялся в кабину большого желтого бульдозера, повернул ключ зажигания и нажал красную кнопку стартера. Двигатель взревел и ожил. Подняв примерно на три четверти массивный отвал со стальными зубьями, я стронул машину с места и медленно поехал по дороге, которую прокопали наши португальские работяги.
Церковь представляла собой одноэтажное деревянное строение — незамысловатое, но ласкающее взгляд какой-то некатолической строгостью линий и по-пуритански правильными пропорциями. Въехав на крыльцо, я переключился на нижнюю передачу и, нажав на рычаги, снова двинул бульдозер вперед, действуя передним отвалом, словно тараном. Здание сразу зашаталось, затрещало, и я прибавил обороты. Бульдозер имел полностью закрытую кабину, к тому же я, конечно, работал в каске, и все же я невольно втянул голову в плечи и пригнулся, когда задняя стена церкви прогнулась, а крыша начала проваливаться. Ветхое строение с треском разваливалось. Вот оторвался и грянулся оземь крест, венчавший крышу, и португальцы хором прокричали какую-то молитву, обращаясь к Святому Духу, а Шеймас, думавший, что я его не вижу, даже преклонил колена. Но мне было не до него. Дав задний ход, я немного опустил отвал и атаковал оставшуюся стену и опорные балки.
Десять минут спустя площадка была расчищена. Португальцы крестились и бормотали «Ave, Maria». Остальным обитателям Плам-Айленда было, по-видимому, начхать — ни пикетов, ни демонстраций протеста, ни даже зевак у стройплощадки не было.
Выбравшись из кабины, я тщательно отряхнул майку, брюки и протер ботинки.
В воздухе еще висели клубы пыли, но я увидел, что один человек все-таки наблюдал за нами. И лично за мной. Похоже, что-то действительно произошло.
— Отличная работа, Шон, — заметил Трахнутый, пожимая мне руку, и я подумал, что он, должно быть, следил за происходящим на стройплощадке из дома Джерри, который стоял примерно в полумиле отсюда на атлантическом побережье острова.
— Спасибо, Трахнутый, — ответил я.
Я впервые назвал его этим именем, чтобы проверить, что из этого выйдет. Трахнутого моя фамильярность, кажется, нисколько не смутила.
— Джерри будет доволен. Вы быстро управились, теперь можно начинать строительство коттеджей, — рассеянно сказал он.
Тут Трахнутый положил руку мне на плечо, и глаза его заблестели. В сочетании с мужественными, благородными и в то же время ущербными чертами его лица психопата-убийцы этот блеск мог означать все что угодно.