Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха
Шрифт:
– Вы серьезно все это говорите?
– Да, – кивнул фон Готтенскнехт.
– Орден Алькантара заплатит вам любую сумму за предметы власти.
– Предметы влияния, – поправил я.
– Предметы власти. Они дают человеку власть над другими людьми.
– Власть? – переспросил я. – А вы не боитесь, что я могу взять власть над вами?
– А вы попробуйте, – мягко улыбнулся фон Готтенскнехт.
Он остался сидеть неподвижно. Зато господин Марков странно напрягся.
– Ладно, – сказал я. – Даже пробовать не буду. Вы сами как считаете, план Алькантары можно осуществить?
– Трудно. Хотя нет
– Ничего хорошего... для Америки.
– Для Европы и России тоже. Нарушится мировой баланс. В Европе сильны исламские настроения, в России положение с мусульманами также обстоит не лучшим образом. Почувствовав нашу слабость, люди небелой расы восстанут против белых. Война начнется по всему миру. Вы здесь тоже не останетесь в стороне.
– Слишком сильно для набора украшений и небольшого кинжала, – пробормотал я, опустив глаза на перстень. Изумруд подсказывал мне, что немец врет.
– На этих вещах лежит клеймо дьявола. Ваши предметы власти создавались для лидера террористической группировки. Все, что они несут в мир, – это войну! Судя по вашему ожесточенному лицу, вы уже почувствовали их действие.
– Возможно, вы не так уж лукавы, – резюмировал я. – Не исключаю и то, что вы говорите искренне. Но мне пока что трудно во все это поверить. Я должен погулять и все как следует обдумать. Всего хорошего, господа.
– Надеюсь, вы примете взвешенное решение, – заметил Фридрих фон Готтенскнехт.
– Постараюсь, – сказал я.
– Илья, так вы еще зайдете к нам? – спросил, провожая меня до двери салона, Марков.
– К вам, Борис Михайлович, я непременно зайду.
Взгляд антиквара цепко скользнул по старинному арабскому золоту. Коммерсант заметно жалел, что сделка не состоялась.
Я неторопливо брел вдоль Обводного канала, засунув руки глубоко в карманы куртки и глядя под ноги. Спешить мне было некуда, зато было о чем подумать.
Слова странного посланника из тевтонских земель запали в душу. Почему-то я верил в то, что тайные общества устанавливают порядки там, где пасуют записные политики. И верил, что де Мегиддельяр истово желал доставить предметы влияния в Мадрид, полагая это своей святой миссией. А я-то думал, что он слишком много собирается заплатить. Это либо должна быть политика, либо религиозные распри. С религией мне раньше сталкиваться не доводилось, и я не ждал от неизвестного ничего хорошего. Теперь стало ясно, что в деле замешана политика. Большая политика. Только вот с продажей предметов мне не повезло в том плане, что на меня вышли представители небогатого ордена. У петербургского филиала Алькантары было не много денег. Фактически, он существовал на самообеспечении, занимаясь торговлей, что дополнительно работало на конспирацию. Ясно, почему рыцари ездили на дешевых автомобилях, а единственный «мерседес» был представительской машиной фирмы.
Поэтому и платили скупо. И были вынуждены общаться с мелкими бандитами наподобие бригады Лося и темными, криминальными личностями вроде меня со Славой. Все беды испанцев происходили от бедности. Я решил дать им еще один шанс.
– Алло, это Илья Потехин вас беспокоит, – сказал я, соединившись с де Мегиддельяром.
– Я получил деньги, – прохрипел в трубку приор. – Триста тысяч. Не четыреста...
– Я согласен, – быстро сказал я, испугавшись передумать.
– Согласны? – Если вы готовы заплатить, я сейчас зайду.
– Да, Хенаро откроет. Я буду ждать.
До офиса на Миллионной я долетел как на крыльях. Мне было наплевать, что случится с Америкой. Одно я знал: исход США с политической арены автоматически усилит позиции России. Сделать полезное для Родины дело руками арабов посредством испанцев – это поистине игра цивилизованного белого человека! Пусть предметы таскает какой-нибудь безумный араб, превратившийся в харизматического вождя, нового Хасана ас-Сабаха.
– Сатана никогда не сможет победить человека, – произнес я, взойдя на крылечко «Аламоса», и сдернул с указательного пальца перстень, – потому что человек всегда может одолеть Сатану!
Расстаться с браслетом оказалось значительно легче. Предмет воли не обладал дьявольской уговорчивостью Предмета Ума. Здесь мне хватило одной решимости.
Уложив предметы в карман, я позвонил в дверь. Хенаро Гарсия запустил меня в офис. Я спокойно повернулся к нему спиной и прошел в кабинет управляющего.
Де Мегиддельяр громоздился за письменным столом, перед ним возвышалась бутылка виски. Едва начатый «Чивас ригал».
– Эррара ошибся, – сказал я, протягивая ему руку.
Де Мегиддельяр изучил ее взглядом и с удивлением посмотрел на меня.
– Я чист, – заверил я. – А вот Хорхе Эррара замарался.
Рассказ о звонке с телефона Есикова и последующем визите ассассина произвел на приора впечатление.
– Он весь большая ошибка, – пробормотал де Мегиддельяр. – Мне дали сюда самый сброд. Здесь хуже, чем было в Мексике. Carajo! * Только на Хенаро есть надежда, он мой племянник. * Проклятье! (исп.).
– Вот как, – только и сказал я.
Громила возвышался в дверях, скрестив руки на груди, и едва заметно улыбался.
– Итак, Илья Игоревич, деньги готовы. Вы принесли предметы?
Де Мегиддельяр был мастер переводить разговор на нужную ему тему.
– Где деньги? – не спасовал я.
– Вот они, – старик поставил на стол пухлую сумку тонкой черной кожи, раздернул молнию, придвинул ко мне. Заметно было, что денег ему не жалко: не свои, да и привезти реликвии хашишинов хотелось очень сильно, а больше ему, похоже, не хотелось ничего.
Я заглянул внутрь. Много-много пачек стоевровых банкнот. В Мадриде подсуетились с переводом, а в «Аламосе» заблаговременно обналичили. Торопились не зря. Надежды приора сбылись.
– Что лично вам даст эта услуга для Западно европейского военного союза? – поинтересовался я.
Глаза де Мегиддельяра вспыхнули. Это был не гнев, это было праведный восторг.
– Разве Европа, свободная от янки и саксов, это плохо?!
– Это хорошо, – сказал я, выкладывая перед ним предметы. – Это очень хорошо.
Перстень, браслет и кинжал. Они уже стали для меня как живые. По-моему, в кармане они шевелились, не хотели расставаться.
– Предметы не продаются, – сообщил я. – Это так, и я от своих слов не отступаюсь. Святынями не торгуют. Но я готов их передать вам для благого дела. А взамен принять деньги – ведь мне надо на что-то жить. Когда еще доведется отыскать клад?