Кладоискатели (сборник)
Шрифт:
Тогда его очень волновало это обстоятельство. А теперь? Теперь это прошлое. Теперь это не имеет никакого значения. Вот он сидит перед Шуховым, который методично, неторопливо подводит его мысли к другому вопросу, к вопросу о тетради. Собственно, подвел уже и держит за руку, не отпускает. Что же ему известно?
— Итак, — сказал Шухов, — вы утверждаете, что о тетради не знали.
Вчера примерно этот же вопрос он задавал Некрасову. Василий Петрович морщился, качал головой. Шухов спросил его, почему Некрасов умолчал о тетради на первом следствии. «Я не думал об этом», — сказал тот. «Но Безуглову вы сказали?» —
— Может быть, это не то слово, — сказал Некрасов. — Она вообще вела себя странно.
— Что это значит? Некрасов задумался.
— Это трудно объяснить, — произнес он медленно. — Но это было заметно в ее поведении. Возможно, она разлюбила Рогова. У женщин бывает так… Безуглов тоже спрашивал меня об этом.
— Вы ему рассказывали о ссоре?
— Да… Это случилось на квартире у Глыбиных…
И Некрасов рассказывал Шухову то, о чем тот уже успел прочитать в записках Володи Безуглова.
Нонна отмечала свой день рождения. Мне она говорила:
— Мы решили устроить все скромно, без помпы. Ванечка устает, когда много гостей. Пригласили Некрасовых, Машу и Рогова. Я знала, что они дружны. Рогов умеет вести себя за столом, с ним весело. Маша — взбалмошная. Никогда не знаешь, что у нее на уме. Ванечка часто с ней спорил о стихах. Иногда очень резко. Она все время лезла в бутылку, доказывала что-то о творчестве. Я не сильна в этих вопросах, но думаю, что Ванечка прав. Его стихи печатают, а Машины оставались при ней. Вот она и злилась.
Выдвинув этот монументальный аргумент, Нонна взглянула на мою усмехающуюся физиономию и заметила:
— Вот и Ванечка тоже смеется. А что делать? Машу нельзя принимать всерьез. И в то же время мне ее было жалко. Мы — женщины — всегда немножко жалеем, когда у кого-нибудь что-нибудь не получается. А у Маши — несчастная любовь. И все от ее дурацкого характера. Как у Вальки. Помните, я рассказывала про писателя? Валька могла свободно изменить Василию Петровичу. Но он на нее не обращал внимания. Не Василий Петрович, а писатель. Между прочим, красивый мужчина и умный. А теперь оба переживают. Не писатель, а Валька с Василием Петровичем. Я понятно говорю?
Да, она говорила вполне понятно. И я сообщил ей об этом.
— Ну вот. — Нонна поправила прическу. — Ванечка говорил, что Маша и Рогов — это не Ромео и Джульетта. Знаете, когда пара — не пара, так это сразу заметно. Рогов идет в гору, его отмечают, повышают. А у Маши сплошное воображение. Я ее как-то спросила: «Что ты думаешь вообще?» Так она посмотрела на меня и сквозь зубы, знаете: «Ты, Нонка, не понимаешь ни черта». Я хотела разозлиться и порвать отношения. Но Ванечка сказал: «Неудобно». Он у меня стеснительный, деликатный.
Нонна сделала страшные глаза, оглянулась и прошептала:
— Только между нами. Я думаю, что Рогов ее бросил. Потому она и…
Это было преувеличением, и я постарался вернуть мысли Нонны к тому, что произошло в день ее рождения. Нонна подумала и сказала, что ничего особенного она не заметила.
— Спорили, как всегда. Маша выпила рюмки две, сказала, что завтра ей рано вставать, и стала собираться. Она в командировку уезжала. Рогов надел пальто, хотел ее проводить. Мы вышли было в прихожую, потом вернулись. Слышу: хлопнула дверь. И тут вдруг возвращается Рогов. Сел в пальто за стол, повертел рюмку. Я спросила: «Поссорились?» Он помолчал, потом сказал: «Нет, Маша решила пойти одна, а я не стал настаивать». У них часто так бывало.
Итак, Нонна ничего не заметила. Некрасов понял это все иначе.
— Я услышал часть разговора в прихожей, — сказал он мне. — Сначала Машин голос: «Тебе будет спокойнее». Рогов что-то ответил, я не разобрал. Маша продолжала: «Жаль, нет тетрадки, я ее потеряла». Рогов сказал: «Как все это глупо…» — «Я прошу тебя», — сказала Маша. После этого они говорили шепотом, затем Маша сердито произнесла: «Надоело. Как дура, эту штуку таскаю… На, возьми». Что-то зазвенело, и хлопнула дверь. Да, я думаю, что они поссорились.
Глыбин по этому поводу высказался так:
— Я думал, — сказал он. Помолчал недолго и прибавил: — Думал, откуда эта злость?
— Какая злость? — поинтересовался я.
— Мы должны быть добрыми. — Он смотрел на меня влажным взглядом. — Это же очень легко, быть добрыми. Особенно женщинам. Вы читали ее стихи?
«Тебе хорошо быть добрым, — подумал я. — Ты не попадал в лапы караульному начальнику. Он бы тебя научил».
— Бросьте вы, Ваня, ерунду пороть, — вмешалась в наш разговор жена Некрасова. — Маша была хорошей женщиной. И стихи у нее отличные.
Эти четверо высказали четыре точки зрения. Правды, по-моему, не было ни в одной. Но факты имелись. На основании этих фактов я и решил строить свои умозаключения. Что говорилось в прихожей? Речь шла о тетради, о каких-то доказательствах. Значит, это был не просто диалог двух поссорившихся любовников. Но и это тоже. Зазвенела, конечно, монетка, которую Маша возвратила Рогову.
А утром она не пришла на работу. Рабочие не дождались ее. Начались поиски. На другой день в бухте появился водолазный баркас. Десять строк нонпарели в газете: «Коллектив с прискорбием извещает»…
Там, где мыс Аугус уступом выдается из полукружья бухты, есть узкий галечный пляж. Он тянется полукилометровой полосой под скалами, соединяя две части города своеобразной дорогой. Это короткая дорога. По ней можно за десять минут проделать путь, на который обычно затрачивается полчаса. Но это опасная дорога, ибо действует она только во время отлива. В прилив на пляж наступает море.
В протоколе следствия было записано: «Дементьева, выйдя из дома около одиннадцати часов вечера (показания хозяев квартиры) пошла по приливной полоске. Так как в это время прилив уже начался, поскользнулась на мокрой гальке и вывихнула ногу (карта медицинского освидетельствования трупа). Для преодоления оставшегося участка пути у Дементьевой не хватило сил, и она утонула».