Клан двурогих
Шрифт:
– Вроде быка производителя, что ли? – усмехнулся Бес.
– А ты претендуешь на большее? – с вызовом спросила она.
Бес пожал плечами и потрепал по шее вороного коня.
– Я не желаю, чтобы ты делал из моих детей меченых. У них совсем другая миссия – вернуться владетелями в свои замки.
– Допустим, вернутся, а что потом? Вцепятся друг другу в глотки, как это было с их предшественниками? Их матери уже сейчас спорят из-за земель для своих еще не родившихся детей.
– Девушки просто скучают в этой дыре, – отмахнулась Сигрид. – Их нынешние споры – лишь отзвуки прежней, ушедшей навсегда
– Когда мальчики станут мужчинами, игра пойдет всерьез. У Кеннета шесть сыновей, это не считая Бьерна, все они рано или поздно станут заявлять о своих правах, и найдется немало людей, которые в корыстных интересах будут натравливать их друг на друга.
– Их матери этого не допустят, – вскинулась Сигрид. – Родные братья не станут проливать кровь друг друга.
– У нас с Гарольдом тоже был один отец, но это не помешало мне его убить, – холодно бросил Бес. – Матери Грольфа Мьесенского и Арвида Гоголандского были родными сестрами, а Арвид убил Грольфа на моих глазах. Мне продолжать, Сигрид, список будет длинным. Жажда власти и жажда мести правят миром, и с этим уже ничего не поделаешь.
– А жажда любви?
– Довольно странный вопрос в устах женщины, которая спит с мужчиной только из чувства долга.
Он был невыносим, этот человек, он всегда выходил победителем в их спорах, выворачивая наизнанку ее же слова. А потом он был неправ в главном: не только чувство долга удерживало Сигрид подле Беса Ожского. И он не мог этого не знать. Если у меченого нет сердца, то уши у него есть. Не мог же он не слышать ее ночных признаний, которые она, изнывая от любви, шептала ему. Она так любила его, что даже не ревновала к Эвелине или делала вид, что не ревнует. Любой мужчина оценил бы ее жертвенность, но только не этот. Ну не может она вот здесь, вслух, признаться, что любит его. Это значит, навсегда зачеркнуть в своей душе Гарольда и простить меченому то, что прощать нельзя. Он знал о ее муках и все-таки добивался признания. Потому что Бес Ожский всегда был подлецом, во всяком случае по отношению к Сигрид Брандомской. И никогда не признавал своей вины. И не просил прощения.
– Я запрещаю тебе, делать из моих детей меченых.
– Нет, – твердо сказал Бес. – Только меченые смогут взять и удержать власть в этом мире. По одиночке их просто раздавят.
– Гуяры не меченые, но это не помешало им прибрать к рукам Лэнд и Суран.
– Гуяры обречены, – надменно произнес Бес. – Они взяли власть, которая валялась в пыли, но никогда не смогут ее сохранить.
– Меченые тоже не удержали Лэнд, да и Храм рухнул.
– Меченые и горданцы были инородными телами в тех странах, которыми владели, а я даю Лэнду его собственных сыновей.
– Мы даем, – поправила его Сигрид. – И это будут благородные владетели.
– Ничего не имею против, – усмехнулся Бес, – но эти владетели будут мечеными, людьми спаянными одной идеей и железной дисциплиной. Им властвовать над миром, и они точно должны знать, как и зачем.
– А сам-то ты знаешь, Бес Ожский?
– Может быть, – нахмурился Бес. – Во всяком случае я знаю, как победить, а вот что касается «зачем?», то тут стоит подумать.
– Ты жаждешь власти и собираешься сделать из наших сыновей ступеньки для трона.
– Чтобы взойти на трон, Бесу Ожскому не нужны ступеньки, я даже в седло сажусь, не касаясь стремян.
– Хвастун! Каким был хвастуном, таким и остался.
– Не садись на муравейник, Сигрид, – засмеялся Бес, – ты же знаешь, что, в конце концов, я окажусь прав.
Глава 8
Харогский торговец
Тах и Кеннет вернулись, когда Сигрид окончательно потеряла терпение. Не говоря уже об их женах, которые готовы были поднять бунт и отправить Беса на поиски пропавших мужей. Радостный вопль детворы пролился бальзамом на истерзанную душу Сигрид. Она поспешила во двор, но, естественно, оказалась не в первых рядах и обнять сына смогла лишь в последнюю очередь, да и то мимоходом. Кеннета снова вырвали из ее рук и закружили в хороводе. Сигрид сочувствовала сыну: эти вампирши высосут когда-нибудь из него всю кровь. Шутка сказать, мальчик проделал такой тяжкий путь, а этим кобылам хоть бы что, вцепились мертвой хваткой, ни вздохнуть, ни охнуть. О, Господи, что же это за жизнь такая!
– Вы бы хоть баню истопили, – не выдержала Сигрид.
И уж конечно охотницы нашлись. То иной раз не допросишься воды принести, детей помыть, а тут даже ругаться друг с другом у них времени нет.
– Детей спать уложите.
Сигрид махнула рукой и вернулась в дом. Бес как ни в чем не бывало сидел за столом, задумчиво уставившись в потолок, и на губах его блуждала загадочная улыбка. И чему он, собственно, улыбается, этот человек? Мог бы, кажется, выйти и поздороваться с сыновьями.
– Капитану меченых не пристало прыгать по двору и вопить от радости, – усмехнулся Бес, – а лейтенантам пора бы уже поспешить к нему с докладом.
– А ты их накажи, – ехидно посоветовала Сигрид. – Лиши бани или отправь в Суран. Девочки страшно обрадуются.
– В Суран они поедут, – серьезно сказал Бес. – Через пару недель.
– Зачем? – праздничное настроение Сигрид сразу же пропало.
– Чтобы устранить человека, способного править.
– Ты тоже поедешь? – запаниковала Сигрид. – А если что-нибудь случится? Куда я денусь с кучей детей и женщин?
– Придется рискнуть. Если Конан из Арверагов утвердится на троне, то сковырнуть его будет непросто.
– Но тебя ведь опознают в Суране.
– Кто сейчас помнит почтенного Ахая – столько лет прошло. Меня интересует сейчас один человек – посвященный Магасар. Я уже отправил Хоя на разведку.
– Пожалел бы старика, – вздохнула Сигрид.
– Старик еще всех нас переживет.
Вошедший Тах тут же с порога начал докладывать:
– Капитан… – и осекся, увидев Сигрид.
– Продолжай, – распорядился Бес. – Благородная Сигрид в курсе всех наших дел.
Тах оглянулся на дверь и сказал, понизив голос:
– Гаука Отранского повесили киммарки.
Сигрид слабо охнула и тут же прикрыла рот рукой.
– Я не стал говорить об этом Гильдис, – вздохнул виновато Тах. – Она так радовалась нашему возвращению.
– И не надо, – сказала Сигрид. – Потом, когда-нибудь… Бедный Гаук.
Она заплакала, неожиданно даже для себя, и тут же поспешно вытерла слезы. Плакать сейчас не время, потом мы оплачем всех, когда отомстим гуярам за их смерть.