Клан Кеннеди
Шрифт:
Впрочем, состояние здоровья и последствия интенсивного лечения проявлялись заметно для окружающих. Оказалось, что некоторые особенности внешнего вида Кеннеди — своеобразный оттенок кожи, который воспринимался как загар, каштановый цвет волос — на самом деле являлись вторичными признаками коварной болезни Аддисона. Кроме того, впрыскивания амфетамина и кортизона привели к появлению некоторой одутловатости лица, которая окружающими воспринималась как признак солидности. Джон в ужасе подходил по утрам к зеркалу, восклицая: «Это не я! И лицо не мое!» Но услышать эти слова мог только кто-то из очень близких людей…
Некоторые медики полагают, что болезни и лекарства предопределяли кое-какие особенности поведения и манер президента. К последствиям болезней относят неспособность Джона усидеть на месте — буквально через несколько минут после того, как он усаживался в кресло, ему уже там было неудобно, неприятно, и он находил любые предлоги, чтобы подняться, а подчас даже без каких-либо предлогов просто вставал и совершал несколько кругов по комнате быстрыми шагами.
Тем более Кеннеди страшила опасность, которую не исключали врачи, что ему придется пользоваться костылями не только краткое время, когда особенно обострялись боли в позвоночнике. Он до ужаса опасался, как бы ему не пришлось передвигаться с костылями постоянно или, тем более, оказаться в инвалидном кресле, подобно Франклину Рузвельту. Такое развитие болезни врачи не предполагали, хотя и не исключали его.
Преодолевая боль, Джон стремился предстать бодрым, веселым и, разумеется, энергичным не только перед официальными лицами, но и перед родными. Правда, физические состязания: футбол, регби — пришлось оставить уже на первом году президентства.
Если в ядерную эру за всеми американскими президентами стали носить «Футбол» — чемоданчик с инструкциями и кодами для принятия экстренных решений в критической ситуации, то за Кеннеди носили и второй чемоданчик — с лекарствами, разнообразными ампулами и таблетками, которые могли понадобиться в любую минуту.
Тот факт, что сенатор, а затем президент тяжко болен, тщательно скрывался врачами, родными, наиболее близкими политиками, которым было дано знать правду. Поистине чудом казалось, что за всё время общественной деятельности Джона в прессу ни разу не просочились слухи о его недугах. Сведения о них стали проникать в печать только после гибели Кеннеди, да и то далеко не сразу. Беседуя с А. Шлезингером через несколько месяцев после выстрелов в Далласе, Жаклин Кеннеди убеждала своего собеседника, что во время пребывания в Белом доме Джон чувствовал себя прекрасно. «Никогда он не был в лучшем физическом или душевном состоянии, чем в годы, проведенные в Белом доме» {622} . Слова эти не соответствовали действительности. Самочувствие президента почти не улучшалось, а временами положение с его здоровьем буквально становилось отчаянным. Доктор Тревелл всё чаще применяла инъекции новокаина, и это лишь в какой-то степени поддерживало тонус.
В этих условиях адмирал Беркли привлек к лечению Джона еще одного известного врача — хирурга Ганса Крауза — эмигранта из Австрии. Тот проявил изрядное мужество, настояв на отказе (по крайней мере частичном) от обезболивающих уколов, заменив их в порядке эксперимента физиотерапевтическим комплексом мероприятий и физическими тренировками.
При этом Крауз поставил в качестве непререкаемого условия отстранение Тревелл от лечения президента, высказав твердое мнение, что ее методика приведет к тому, что произойдет полная атрофия мышц спины и Кеннеди навсегда окажется в инвалидном кресле. Беркли, а за ним и Джон дали согласие: доктор Тревелл более не приглашалась к пациенту, хотя официально продолжала считаться врачом Белого дома {623} .
По заказу Ганса Крауза в Белом доме был оборудован небольшой спортивный зал с уникальным оборудованием, разработанным в соответствии с методикой этого врача. Ежедневно Джон выполнял физические упражнения по программе, разработанной Краузом. Пациент, видимо, вспомнил свою юность, спортивные потасовки с братьями и сестрами. Физические упражнения и особенно плавание в бассейне ему понравились. Самочувствие значительно улучшилось. Хотя боли полностью не были преодолены и приходилось подчас применять сильные медикаментозные средства, в целом президент к осени 1963 года пошел на поправку, хотя о полном выздоровлении не могло быть и речи.
Жизнь в президентской резиденции
Возвратимся, однако, к тому, как проходил обычный президентский день.
После медицинских процедур следовало ознакомление с текущими событиями. Кеннеди еще в годы пребывания в конгрессе овладел искусством скорочтения, ставшего к этому времени модным.
Учитывая многословие официальных бюрократических бумаг, Джон с удовольствием упражнялся с текстом, чтобы тратить как можно меньше времени на ознакомление с документами и в то же время вполне компетентно судить о текущих событиях. Скорочтение он освоил самостоятельно при помощи специальных пособий и наглядных материалов. В американских газетах появлялись сведения о том, что он якобы посещал специальные курсы в городе Балтиморе, расположенном неподалеку от Вашингтона. Но Жаклин Кеннеди свидетельствовала, что Джон, будучи сенатором, лишь один раз побывал там вместе с братом Робертом и больше к такого рода групповым занятиям не прибегал, сочтя их, видимо, излишней тратой драгоценного времени {624} .
Теперь, в Белом доме, скорочтение стало просто жизненно необходимым инструментом. Еще находясь в спальне или перейдя в соседнюю гостиную, в халате и домашних туфлях на босу ногу Джон просматривал толстую подборку информативных материалов о внутреннем положении и международных событиях, которые за предыдущий вечер и за ночь готовили для него дежурные секретари из аппарата М. Банди. Почти всегда при этом присутствовали сам Банди или генерал-майор Честер Клифтон, являвшийся военным помощником президента (напомним, что президент по должности является Верховным главнокомандующим Вооруженными силами США).
Клифтон так описывал президентское утро: «Обычно он был окружен всеми утренними газетами, а также письмами и бумагами, которые приносила ему миссис Линкольн для чтения и быстрого ответа. Ему можно было сообщить что-то из разведывательной информации о Конго, и он начинал рыться в газетах, а затем протягивал какую-то полосу, говоря: “А ну, посмотри, это о Конго. Нам надо бы выяснить, кто прав, ваш докладчик или этот репортер”. Шла постоянная игра между докладами разведки, состоянием страны, сообщениями местной прессы, счетом в последнем бейсбольном матче и выяснением вашего мнения о том или другом человеке» {625} .
О том, что Джон исключительно быстро схватывал суть информации, вспоминают и многие другие лица, сталкивавшиеся с ним. Нередко их это просто восхищало. Эдвард Мёрроу, популярный телевизионный журналист, встречавшийся со многими талантливыми людьми, возвратившись из Белого дома, делился своими впечатлениями так: «Ну и ну, этот парень просмотрел целую страницу примерно за тридцать секунд, и это выглядело потрясающе, он усвоил и почти дословно воспроизвел ее» {626} .