Клан Кеннеди
Шрифт:
В середине марта в Лондон прибыло и семейство посла за исключением Джозефа-младшего и Джона, которые учились в США. Это явилось еще одной каплей, добавленной в чашу популярности американского представителя. «Посол США с девятью детьми» — так назвала свой материал о Кеннеди популярная газета, корреспондент которой то ли выдумал, то ли подслушал и подсмотрел, что у шестилетнего Тедди лицо вытянулось от удивления, когда он услышал, что его отца называют «ваше превосходительство» {184} .
В течение нескольких недель дети были устроены. Роберт, Джоэн и Тедди были зачислены в лондонские школы для детей из благородных семейств, Юнис и Патриция стали учиться в религиозной школе Святого Сердца в городке Рокхэмптоне. Кэтлин, которой исполнилось 18 лет, как раз перед этим окончила школу в США и пока прервала свое учение. Она стала помощницей матери в светских и хозяйственных делах.
Предвоенные дипломатические бури. Умиротворитель Гитлера
Но времена были таковы, что большого внимания светским приемам и развлечениям не уделяли. Джозеф Кеннеди воспринимал свое пребывание в Лондоне не просто как выполнение государственной миссии, а как исполнение ее в соответствии со своим образом мышления и собственной оценкой действительности. В этом была его серьезная ошибка. Одно дело — руководство автономными государственными ведомствами, каковыми являлись возглавлявшиеся Джозефом комиссии по ценным бумагам и морскому флоту. Там он мог себе позволить известную свободу действий, разумеется, в пределах, обозначенных положениями об этих органах, утвержденными конгрессом и президентом.
Теперь же он должен был соблюдать дипломатическую дисциплину, действовать в соответствии с указаниями президента и госсекретаря. Он должен был подавить свои амбиции и быть послушным. Парадокс состоял в том, что, продвинувшись вверх по служебной лестнице, он теперь оказывался более скованным в действиях, чем раньше, когда занимал посты ответственного чиновника во внутренних ведомствах. Считаться с этим Джозеф не желал.
В результате он стал нарушать неписаные, но сами собой разумевшиеся заповеди. Внешне соблюдая видимость защиты государственных интересов своей страны и выполнения указаний руководства, на самом деле он стал проводить обособленный курс. Проявилось это уже в первом публичном выступлении Кеннеди — на традиционном ужине, который давал аристократический Клуб пилигримов каждому новому американскому послу. Это было импозантное собрание, на котором 18 марта 1938 года присутствовали около четырехсот политиков, дипломатов и бизнесменов. Вместо рутинных слов о единстве англоязычных народов Кеннеди произнес политическую речь. Он заявил, что своим долгом считает дать жителям Великобритании точное представление о том, что волнует американцев. Последние боятся потерять работу и быть вовлеченными в войну. Они поддержат любые усилия по сохранению мира. Правительство Соединенных Штатов Америки, следуя чувствам и стремлениям своего народа, не будет вступать ни в какие союзы с другими государствами, которые могли бы привести к автоматическому ходу событий в будущем. При этом, разумеется, имелись в виду такие союзы, которые обязывали бы правительство США оказать соответствующей стране или странам военную помощь. Некоторые считают, продолжал он, что США «никогда не останутся нейтральными в том случае, если, к несчастью, вспыхнет всеобщая война». Это, по мнению посла, являлось опасным непониманием ситуации. «Моя страна считает, что она должна стоять на своих собственных ногах» {185} .
Смысл этой жесткой речи был очевиден и непосредственным слушателям, и всему остальному миру. Состоял он в том, что британские политики должны продолжать курс «умиротворения», не идти на конфликт с Германией, который может привести к войне. В случае ее развязывания США вряд ли окажут активную помощь своему собрату по общему языку.
Рьяные изоляционистские круги США бурно приветствовали речь Кеннеди. Их неофициальный лидер сенатор от штата Айдахо Уильям Бора заявил, что посол в Великобритании — наиболее понимающий свое дело специалист по внешней политике {186} .
Так почти сразу после того, как Кеннеди приступил к своим обязанностям дипломата, начались его сначала небольшие, а затем всё более разраставшиеся разногласия с собственным руководством, прежде всего с президентом Рузвельтом.
Для Рузвельта политика невмешательства в европейские дела являлась вынужденным курсом, продиктованным господством в стране изоляционистских настроений. Для Кеннеди это была сознательная линия, побуждавшая его находиться в одном лагере не с президентом, а с крайними изоляционистами своей страны и в Великобритании полностью поддерживать усилия Чемберлена по «умиротворению» агрессора, что фактически означало потворство гитлеровской политике грабежа и захвата.
Сам Кеннеди явно испытывал чувство симпатии к нацистскому режиму. По его мнению, Гитлеру удалось покончить с хаосом и наступлением коммунизма. В то же время во Франции и Испании, как он считал, события развивались в негативном направлении. Формирование в этих странах народного фронта с участием коммунистов, антифашистские и антинацистские лозунги, звучавшие из уст официальных лиц этих стран, представлялись ему опасными, так как могли привести к власти компартии, выполнявшие указания Москвы.
Западноевропейские коммунистические партии действительно являлись агентурой московского руководства. Однако их влияние в правительствах народного фронта и Кеннеди, и другие сторонники «умиротворения» агрессоров переоценивали, не учитывая, что во Франции они не имели министерских постов, а в Испании руководили в правительстве второстепенными ведомствами. В обеих странах решающие позиции занимали центристские и правосоциалистические партии, которые нельзя было упрекнуть в потворстве коммунизму.
Между тем опасения и предубеждения Кеннеди привели к тому, что в то время, как весь западный либеральный мир сочувствовал правительству народного фронта в Испании во время гражданской войны, разгоревшейся из мятежа, который возглавили правые генералы (вскоре во главе антиправительственных сил стал Франсиско Франко, которому был присвоен титул генералиссимуса), американский посол в Лондоне открыто выражал свои симпатии мятежникам. И это происходило в то время, когда Рузвельт, правда безуспешно, пытался добиться такой трактовки действовавшего в США закона о нейтралитете, которая позволила бы его стране продавать оружие республиканскому правительству. А когда Франко, разгромив республиканцев, пришел к власти, Кеннеди выразил удовлетворение по этому поводу {187} .
Именно в этих условиях в первой половине 1938 года разразился так называемый Судетский кризис. Суть его в том, что проживавшие в Судетской области Чехословакии немцы, сгруппировавшиеся вокруг Судето-немецкой партии Конрада Генлейна, по указанию и на средства Берлина стали требовать «особых прав». Не удовлетворившись уступками, Генлейн потребовал автономии области, а затем включения ее в состав Германии. Боевики Генлейна начали кровавые провокации, поддерживаемые Германией.
В ответ власти Чехословакии ввели в область войска, которые заняли пограничные укрепления. Одновременно к чехословацкой границе были вьщвинуты германские вооруженные силы. На основании договоров 1935 года между СССР и Францией и между СССР и Чехословакией обе страны обязывались оказать помощь Чехословакии в том случае, если она подвергнется агрессии. Но советская помощь была обусловлена помощью Франции, а правительство последней колебалось, стремясь не довести дело до конфликта, то есть, по существу дела, пошло по линии «умиротворения» агрессора.