Клан Кеннеди
Шрифт:
Гарвардские профессора даже никак не могли запомнить лицо этого ничем не отличавшегося студента. Впрочем, влиятельный профессор Карл Фридрих (он позже стал известен во всем мире благодаря созданию совместно со Збигневом Бжезинским первой аналитической систематизированной монографии о тоталитаризме {239} ) с трудом, но всё же вспоминал «сияющее юное лицо» {240} . Ближе Фридрих познакомится со студентом Кеннеди, когда тот будет готовить свое выпускное сочинение.
Хотя Джон в качестве главного направления академических занятий избрал правовые дисциплины и политологию, его профессиональные интересы в первые годы обучения в Гарварде еще явно не сложились.
То были годы, когда повсеместно, и в университетах прежде всего, шли горячие дискуссии о «Новом курсе» президента Рузвельта. Одни горячо поддерживали этот курс, считая, что он предотвратит новый экономический кризис, позволит всем американцам вести достойную жизнь; другие жестко критиковали Рузвельта, утверждая, что его политика ведет то ли к коммунизму, то ли к фашизму (оба термина употреблялись не как социологические категории, а как крайне грубые ругательства). Джон обычно не принимал участия в жарких дискуссиях. Его сокурсник Чарлз Спэлдинг вспоминал, что он интересовался Рузвельтом и его «Новым курсом», но как бы отстраненно. «Я не вспоминаю, что со стороны Кеннеди было какое-либо восхищение президентом Рузвельтом» {241} .
Ббльших успехов, чем в академических занятиях, Джон добивался в спорте и общественной деятельности. Он играл в университетской футбольной команде, участвовал в гонках под парусами, в соревнованиях по плаванию, сотрудничал в университетской газете «Гарвард кримсон» (crimson —темно-красный цвет — был и остается символом этого университета). Однажды во время футбольного матча Джон упал и сильно повредил позвоночник. С тех пор ко всем другим хроническим болезням добавились тяжкие боли в спине, которые не прекращались на протяжении всей его жизни. Джон перенес несколько хирургических операций, которые не дали существенного результата. И лишь со временем врачи нашли способы, как эффективно облегчать его состояние.
Болезни сына беспокоили отца, однако он воспринимал их не вполне серьезно. Будучи человеком относительно здоровым (язва желудка, которой он страдал в молодости, была успешно вылечена), Джозеф даже подозревал, что Джон преувеличивает дискомфорт, который причиняют ему болезни. Сохранились два письма Джозефа лечащему врачу Джона Саре Джордан (сентябрь 1938 года), в которых высказывалось опасение, что его сын становится ипохондриком. Во втором из них говорилось: «Я постоянно думаю о том, что делать, чтобы не дать ему стать ипохондриком. Я хочу, чтобы он думал о себе, что он нормальный парень, имеющий только небольшое расстройство, которое ничем не отличается от того, которое было у отца в его возрасте» {242} .
Однако мнение отца было ошибочным. Джон мужественно преодолевал недомогания и тяжелые болезни, стремился вести нормальную студенческую жизнь. Возможно, именно для того, чтобы опровергнуть подозрения отца, которые тот ему прямо не высказывал, но о которых сын догадывался, он с особым усердием участвовал в спортивных соревнованиях, выкладывался на них, что было вредно для его здоровья и особенно для больной спины.
Участвуя в элитных студенческих клубах, Джон Кеннеди вел себя в Гарварде так, как был приучен с детства. Он был прост в общении с сокурсниками, но тесные отношения поддерживал только с теми, кто был близок к нему по имущественному и социальному статусу. Он улыбался и крепко пожимал руки студентам из числа бедняков, обучавшимся на казенный кошт, так как они проявили высокие способности, но никогда не делился с ними планами, не откровенничал даже по поводу женского пола.
Более того, Джон особенно не скрывал, что у него был черный слуга Джордж Тейлор, которого отец приставил к нему для заботы об одежде, стирки и глажке, для уборки квартиры, где он проживал. Сокурсник Чарлз Хотон вспоминал, что если Джон что-нибудь случайно бросал на пол, то никогда эту вещь не поднимал, так как существовал слуга, который делал всё необходимое, когда юный хозяин уходил из дома {243} .
Не испытывая недостатка в средствах, не будучи обремененным излишней академической работой, Джон Кеннеди в университете продолжал обогащать свой опыт общения с молодыми дамами. При этом в качестве объектов ухаживаний, а затем и связей он избирал «безопасных» девушек — то есть тех, которые не претендовали на замужество или на ком он просто не мог жениться, так как они не были католичками. Любопытно, что Джон предпочитал подруг своей сестры Кэтлин — о них сестрица знала и передавала брату необходимые сведения, чтобы обезопасить его от неожиданных дамских претензий, причем продолжала поставлять полезную информацию, даже находясь в Лондоне.
Впрочем, однажды у юноши появилась пассия, которая рассматривалась почти всерьез. Звали девушку Фрэнсис Кэннон. Была она дочерью богатого промышленника, считалась умной и привлекательной. Но семья была протестантской, вскоре стало ясно, что о переходе в католичество не может быть и речи, и встречи прекратились.
В студенческие годы Джон совершил три поездки за границу — своего рода двухмесячную экскурсию летом 1937 года, краткую поездку на каникулы в 1938 году (оба этих визита состоялись до того, как отец стал послом) и длительный тур в 1939 году, продолжавшийся около семи месяцев.
Его попутчиком в первой поездке был Лем Биллингс.
Молодые люди побывали во Франции, Италии и Испании, в нескольких малых странах. Джон проявил великодушие по отношению к другу. Лем был стеснен в средствах, и потому на ночлег приятели останавливались в самых дешевых местах. Однажды заплатили всего доллар за комнату на двоих, в другой раз обошлись 50 центами. Был даже совсем невероятный случай, когда смогли переночевать в молодежном общежитии всего за десять центов на каждого {244} .
Политических целей поездка не преследовала. Джон и Лем посещали музеи, дворцы, замки, соборы, взбирались на горы, побывали на полях сражений Первой мировой войны.
Но полностью уклониться от столкновений с политикой было невозможно.
Особое впечатление на Джона произвела Испания, где шла гражданская война. В письме отцу он был осторожен в оценках, но всё же сочувствовал республиканскому правительству и выражал удивление, что 95 процентов американцев не знают о том, «что здесь происходит». Отмечая, что в случае победы генерала Франко Испания получит более твердое государственное управление, Джон в то же время подчеркивал, что программа и действия республиканского правительства во многом напоминают мероприятия «Нового курса» в США {245} .
Мы видели уже, что его отец стоял на противоположной позиции. Постепенно, почти незаметно, между Джозефом-старшим и его вторым сыном стали возникать разногласия, которые, однако, не приводили к личностным конфликтам. Каждый воспринимал взгляды другого как данность, с которой необходимо считаться, не вступая в бесполезные споры.
Возвратившись в Гарвард, Джон заинтересовался государственно-политическим управлением, выбрав эту тематику в качестве своей узкой, профессиональной специализации. Темой его первой студенческой научной работы стала карьера члена палаты представителей Бернарда Снелла — политика средней руки, к тому же отъявленного противника «Нового курса». Как пишет биограф его отца, Джон «исследовал карьеру Снелла с отвлеченной любознательностью биолога, изучающего при помощи скальпеля необычный вид. Политикой он интересовался только с точки зрения своего холодного аналитического ума» {246} . Эмоциональное вовлечение в политику наступит значительно позже.