Klangfarbenmelodie
Шрифт:
Да, знал.
Сейчас он хотел, чёрт подери, понежиться в объятиях этого потрясающего мальчишки.
— Ну Тики!.. — юноша недовольно надул губы, вскидывая на него сверкнувшие глаза. — Это ты так сразу решил показать, что не будешь играть мне, да?
— Это я слишком хочу обнять тебя, — вздохнул мужчина, толкая его к себе на грудь и сцепляя руки за его спиной, — потому что играть все равно придется, раз язык за зубами не удержал.
Аллен чуть сжал его плечи, в итоге неловко обнимая в ответ за шею, и уткнулся носом в ключицу, глубоко вздыхая
А так и было, скорее всего.
Вообще-то Малыш совершенно не умел целоваться, и это значило, что ему просто-напросто не с кем было учиться этому. И это было прекрасно — потому что эти губы, эти скулы, эта шея — все это принадлежало одному Тики, и он намеревался оставлять за собой право собственника еще очень долго.
Как долго длится любовь вообще?.. Жаль, что в данной проблеме мужчина был таким же дилетантом, как Малыш — в поцелуях.
— И что же ты играл такое, — поерзав и устроившись поудобнее (маленький сукин сын), тихо поинтересовался Аллен ему на ухо спустя несколько секунд, — что Неа слушал, пока не отрубился?..
Тики погладил юношу по спине, скользнув пальцами по позвонкам и ведя второй рукой по боку. Тот вытянулся как струнка, шумно втянул носом воздух, жарко краснея, и вжал голову в плечи.
— Испанские романсы. Как сейчас помню… Я в юности их любил.
Аллен слегка отстранился, заглядывая ему в глаза с таким восхищением, с таким детским восторгом, что мужчина, отчего-то чувствуя себя ну самым настоящим влюблённым без памяти мальчишкой, легко клюнул его в щёку, с довольной улыбкой замечая смущенный взгляд и алый румянец на щеках. Редиска пожевал губами, втянув голову в плечи и сконфуженно ссутулившись (и выглядя ну слишком мило), и неловко хохотнул, вдруг выпаливая:
— П-прости за то, что ударил. Я не должен был… прости.
Мужчина рассмеялся в ответ, когда Малыш вновь спрятал лицо у него на плече, и, какой-то слишком окрылённый, выдохнул ему в ухо, едва-едва касаясь кожи губами:
— Прощу, если поцелуешь.
Аллен дернулся, бросая на него загнанный взгляд, стушевался и зажмурился, замотав головой.
— Я… я не умею… — выдохнул он тихо, так и не открывая глаз и нервно цепляясь за рубашку мужчины на груди. И — все равно чуть подаваясь вперед.
Стоило весь прошедший год терпеть его безмолвие и раздражаться, чтобы теперь держать на коленях, смущенного и дрожащего от робости и волнения. Тики скорее ощутил, чем понял, что улыбается, и, притянув шумно вздохнувшего юношу к себе ближе, мягко скользнул языком по его нижней губе.
Аллен приоткрыл рот шире, прижимаясь к мужчине вплотную, и зарылся пальцами ему в волосы на затылке, на какой-то момент совершенно раскрываясь, беззащитный и ласковый почти до боли.
Такой естественный и искренний, что…
Тики чуть прикусил ему губу, заставляя широко распахнуть до этого зажмуренные глаза, и с легким сожалением отстранился.
— В школу ты уже стопроцентно опоздал… — рассеянно заметил он непонятно зачем. Малыш снова спрятал полыхающие
— Знаешь, я уже не уверен, что хочу сегодня туда идти…
И быстрее, чем Микк, отчего-то обрадованный, успел хоть слово вставить, добавил:
— Но мне нужно сегодня в школу, Тики, так что-либо отвози меня, либо я уже побегу, — и с неохотой попытался выбраться с колен мужчины, но тот лишь сильнее прижал его к себе, ловя губами возмущённый вздох, и уткнулся подбородком в седую макушку, совершенно разнеженный и довольный.
Чувствовал ли Микк хоть когда-нибудь что-то такое? Понимал ли, что желание взять, овладеть, присвоить себе слабело перед жаждой просто быть рядом и тискать, прикасаться, почти невинно целовать?
Это было удивительно хотя бы потому, что Малыша хотелось видеть постоянно.
— Я отвезу тебя, — шепнул Тики, игнорируя бесполезные попытки Аллена вырваться, и погладил его по спине.
Юноша сдался, обреченно вздыхая, и потянул мужчину за длинный локон, несильно и почти ласково. Скользнул пальцами по щеке и остановился, чуть приподняв голову за подбородок.
Обеспокоенно нахмурился и пробежал подушечками пальцев по шее.
— Говори, — Тики легко усмехнулся, почти догадываясь, что беспокоит юношу, и провел ладонями по его бокам к бедрам, заставляя напрячься и непроизвольно прижаться ближе.
— Мы ведь должны будем сказать Неа, — виновато выдохнул Аллен, заправляя ему волосы за уши и так и замирая (у него были горячие пальцы, и Микк чуть вздрогнул, когда Малыш несильно нажал ими на ямочки у него за ушами). — Но… когда? И как он… как это все вообще будет выглядеть?..
Мужчина притянул его к себе и мягко провел носом по тонкой шее, чувствуя телом чужую взволнованную дрожь и борясь с безумным желанием оставить метку на светлой коже.
— Мы скажем, — пообещал он, потому что ему самого это не на шутку беспокоило (жизнь повернулась и правда весело), — но… не думаю, что сейчас. Скорее уж, когда все это кончится.
Аллен согласно кивнул с такой обречённостью и беспокойством на лице, что Тики захотелось хоть как-то поддержать его. Он успокаивающе мазнул губами по скуле, специально задевая линию шрама (и вызывая восхитительную мелкую дрожь), и ласково огладил бока, перебираясь ладонями на спину и пересчитывая пальцами позвонки.
Юноша затрепетал, выгнулся навстречу, заливаясь краской и не зная, куда деть сконфуженный взгляд, и резко выставил руки вперёд подобно заслону, лихорадочно выпаливая:
— Стоп! Мне в школу надо, Тики, чёрт бы тебя побрал! У меня нет времени с тобой здесь прохлаждаться: экзамены уже совсем скоро!
Мужчина с сожалением вздохнул, однако не позволяя ему пока отстраниться, и, все же поцеловав в шею, поднялся к уху.
— Все печально… — выдохнул он и только после этого ссадил Малыша со своих колен, поднимаясь на ноги и приглаживая встрепанные волосы. Юноша вцепился рукой в стол, совершенно обескураженный, как будто его повело, и вскинул на него удивленные глаза.