Klangfarbenmelodie
Шрифт:
В спину юноше прилетел беззлобный веселый смешок, и он резко обернулся, обиженно поджимая губы. Да что такое — один прикусил, другая потянула!..
Нет, с Тики в машине это было приятно почти до безумия. Потому что Тики был горячий, ласковый и заботливый. Он беспокоился, хотел и просил таким образом, и это было так… так…
Аллен постарался не думать об этом сейчас, чтобы лишний раз не заливаться краской, однако обернувшаяся к нему Линали уже все заметила. Убито вздохнув, она возвела очи горе и махнула на него рукой.
— Да ладно, ладно… Я уже поняла, насколько ты до безобразия
Уолкер против воли (но с превеликим удовольствием, вообще-то) расплылся в шкодливой улыбке и протянул:
— Это заме-е-е-тно.
В ответ его, конечно, сразу попытались огреть гитарой (которая в этот момент явно была для младшей Ли исключительно ударным инструментом), и только хорошая реакция спасла Аллена (у которого, кстати, еще живот не до конца зажил) от непоправимого.
— Попрошу без гитароприкладства! — весело воскликнул он, подныривая под вновь замахнувшуюся девушку, и проскочил к сцене под хохот Джонни и взволнованное бормотание Крори.
— Н-ну перестаньте ссориться, взрослые же люди, — встревоженно протараторил мужчина, не зная куда деть дрожащие ладони.
Линали с горестным вздохом опустила гитару, опираясь о неё руками, и покачала головой.
— Я за тобой не угонюсь, видимо, даже если у тебя ноги отнимутся, — озадаченно простонала она с таким видом, что даже захотелось пожалеть её, но Аллен лишь показал девушке язык, чувствуя себя несказанно свободным и счастливым здесь.
Словно все заботы и проблемы остались за стенами кафе.
Возможно ли, что так и было?..
Уже спустя полчаса, которые пролетели как обычно быстро — словно пять минут — Аллен заметил, что Тики сидит за своим любимым столиком перед самой сценой… и греет нос в ароматной чайной чашке, еще и тортиком заедая.
В закрытом в воскресенье утром кафе. Где хозяином числился Комуи Ли, ленивый как тысяча чертей, а администратором (хотя на самом деле настоящим хозяином и являлся) — Мариан Кросс, ленивый как еще одна такая чертячья тысяча.
Юноша недоуменно нахмурился и бросил вопросительный взгляд на только пожавшую плечами Линали.
— Ему Кросс принес, — просветила юношу она. — Постоял еще так, посмотрел, спросил о чем-то — и в итоге только рукой махнул. Дескать, ну и делай что хочешь, — здесь девушка озадаченно сдвинула брови на переносице и надула губы. — А разве они знакомы с Кроссом?..
Аллен растерянно кивнул, говоря, что да, знакомы, но при каких обстоятельствах это знакомство произошло, рассказывать не стал: никто в кафе, кроме, понятное дело, Мариана и Комуи (который, на самом деле, был близким другом пьяницы-Кросса, отчего тот рассказывал ему почти всё, что было связано с Уолкером), ничего про нападение не знал, а потому лишний раз волновать подругу ему не хотелось — младшая Ли персоной была пусть и вспыльчивой, но ужасно впечатлительной и жалостливой. С неё не убудет приняться курицей-наседкой кудахтать над ним, если вдруг узнает про ранение.
После распевки, проскочившей как-то мимо сознания Аллена, всегда в такие моменты ужасно задумчивого и рассеянного (потому что был слишком сосредоточен на правильном исполнении), Крори вдруг предложил спеть что-нибудь из западного рока, и Миранда, хлопнув в
— In Fear And Faith?
Джонни, уткнувшись лбом в клавиатуру синтезатора, обречённо простонал:
— Я у них только Heavy Lies The Crown знаю, а ты, Аллен?
Юноша пожал плечами, на самом деле, не видя в этом никакой проблемы, потому что группу эту он любил и большинство их песен знал наизусть. С Мирандой у них были похожие вкусы в роке, а Мари, сидящий за барабанами мог подстроиться под всё, что угодно, — его многие считали гением в этом деле (и как только Комуи удалось уговорить его остаться здесь?) даже несмотря на то, что он был слепым.
— Я не против, — улыбнулся Аллен и взглянул на Линали, которая с готовностью кивнула и тронула ногой примочку, показывая, что с заданной композицией знакома.
Миранда восторженно засияла глазами, задорно прокрутив виолончель в руках, и взялась за смычок.
— Тогда… начнём? — встревоженно спросила она, вызывая улыбку почти у всех присутствующих, и Джонни, кивнув, заиграл.
Мелодия звучала, конечно же, просто ошеломительно. Аллен особенно любил ее за клавишный аккомпанемент, придающий всей песне какую-то особенно таинственную мрачность. Как будто легкий сияющий флер над всеми возникающими перед глазами образами.
Наверное, именно поэтому этот аккомпанемент юноша почти всегда исполнял сам. Правда, сегодняшний день был все-таки исключением.
А еще — это была очередная песня совсем про него. Да уж, насколько корона, которую он сам на себя примерил, ему тяжела? Насколько сильно она склоняет его голову вниз?
А может, стоит просто скинуть все заботы на других?
…на взрослых?
Аллену не нравилось это слово. Он не считал себя взрослым, на самом деле — просто подросток, которому от жизни хорошо досталось, но… Неа он тоже не мог назвать взрослым. Взрослым для него не был даже Кросс.
Может быть, он мог так назвать Тики — да он неоднократно так мысленно его и называл, но… То, с каким трепетом относился к нему мужчина и как исподтишка периодически о нем заботился (и как относился к Алисе — все эти цветы и поцелуи рук) — все это было похоже одновременно и на джентльменство, и на ребячество.
Так что… взрослость в данном случае была вопросом до крайности спорным.
И потом — надо было просто видеть лицо Тики, когда тот услышал, что именно исполняет Аллен со своей музыкальной компанией.
Ну какой это взрослый?
Иногда Микк напоминал юноше такого же подростка, как и он сам. Особенно — вот в такие моменты, когда на его точёном красивом лице застыло такие искренние удивление и восторг, что хотелось просто прыгать по сцене от осознания того, что музыка, которую они играют и любят, нравится не только им.
Джонни был виртуозным пианистом, намного лучше самого Аллена, понятное дело, и поэтому, возможно, петь под его аккомпанемент было одним удовольствием. Юноша чувствовал, как внутри всё у него дрожит, как всё в груди трепещет и ищет выход наружу: так всегда было, когда он пел. Ему хотелось поделиться самой песней, её чувством, своими эмоциями, и он пел про корону, которую сам на себя нацепил, при этом ни разу не называя её короной.