Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики
Шрифт:
Папа был занят: он писал трехтомный труд о бытии Христа, и проводил часы с польским кардиналом Гертыхом. Тот, кому приходилось хоть раз общаться с любым вдохновенным польским богословом, не говорящим, а поющим бесконечные кантаты, может представить себе, насколько такое общение способствует отрешению от реальной действительности. В этой реальной действительности составлялась Европейская Конституция, где не оказалось ни одного слова о христианском характере европейской цивилизации. В этой реальной действительности Евросоюз расширялся, как резина, вопреки экономическому и культурному здравому смыслу. В этой реальной действительности «арабская весна» спровоцировала вторую фазу системного кризиса со всем диапазоном проявлений – от государственных банкротств до иммиграционной эпидемии. А Папа писал книжку и жаловался, что ему некогда музицировать.
«Осовремениванием»
Нельзя сказать, что финансовый орган Ватикана, IOR, не использовался раньше для теневых операций. О странной смерти банкира Роберто Кальви, которого нашли повешенным под мостом в Венеции, написано множество криминологических книг. Однако в пору Иоанна Павла II все подобные вещи сходили местным банкирам с рук за политической целесообразностью: теневые средства под эгидой ЦРУ использовались для подкормки польской «Солидарности» и прочих бархатно-революционных движений.
В эпоху глобального финансового кризиса приоритеты мирового истэблишмента изменились, что было видно как по экономическим результатам «арабской весны», и по последствиям замены Берлускони на экс-председателя европейской ветви Трехсторонней комиссии Марио Монти. Прежде, чем Ватикан подвергся экономическим санкциям в чистом виде, его – несмотря на отказ от соблазнительного предложения выйти из евро – для начала поставили на одну доску с Монако и Сан-Марино: именно таков был смысл рекомендаций Moneyval, требовавших учреждения независимого аудиторского агентства для «предотвращения отмывания денег». Одновременно журналисты-разоблачители производили подсчеты «законспирированных» владений Ватикана и составляли списки неофициальных получателей привилегий в банковском и строительном бизнесе.
Сомнений быть не могло: Ватикан рассматривался глобальным истэблишментом уже не только как досадное идеологическое препятствие внедрению глобальной повестке дня (постиндустриализм – унификация религий – однополые браки – глобальное потепление – интернет-прозрачность), но и как очередной, один из многих, кандидат на конфискацию имущественных активов. Расчеты наивных европейских консерваторов – из Франции, Венгрии и той же Польши – на консервативное возрождение, уже проявившееся «реабилитацией» Тридентинской мессы, обернулись дополнительным поводом для имущественных угроз. Ну как же: если Ватикан возрождает старую мессу, значит, он пересматривает итоги Второго Ватиканского собора (1962–1965), и следовательно – принятый этим Собором документ Nostra Aetate, снимающий с иудеев ответственность за распятие Христа. И значит, самое время припомнить Ватикану и связи с Муссолини, и опеку над хорватскими усташами, и контакты с арабскими муфтиями, видевшими в германском нацизме противовес английской оккупации, а еще об отдельно взятом пасторе Ричардсоне, не верящем в Холокост, из того самого Общества Пия V (сиречь «Память»), которое Папа решился реинтегрировать. И по совокупности выставить уже совершенно беззубой Церкви счет за Вторую мировую, пока Стэнли Фишер, учитель Бена Бернанке, еще управляет израильскими финансами.
Отечественные блогеры уже создали собственную интерпретацию бенедиктовского frailty: якобы Папа всю жизнь страдал комплексами по поводу формального членства в «Гитлерюгенд», и поэтому только и тем и занимался, что непрерывно расшаркивался перед Израилем. Бенедикт действительно поступился принципами, но по другой части. Это произошло, когда к нему явился британский иностранный секретарь Дэвид Милибэнд, считавшийся без пяти минут премьер-министром, и «посвятил» Папу в веру в глобальное потепление. В 2009 году королева Елизавета, принимая Папу, прямым текстом назвала РКЦ партнером в предотвращении вымышленной глобальной катастрофы – краеугольного камня современного мальтузианства.
Можно рассуждать о том, какова роль германского происхождения Бенедикта в его непонимании сути «глобальной повестки дня». Действительно, в отличие от Иоанна Павла, который сразу раскусил антихристианское содержание Конференции по народонаселению в Рио (1992), Бенедикт видел главную опасность для веры не в мальтузианстве, а в релятивизме, о чем многократно говорил. Но это видение было результатом его рационалистических взглядов – будь он мусульманином, его бы отнесли к мутазилитам. Он видел в эре Просвещения, лишившей Церковь светской власти (к чему прелюдией был Первый Ватиканский Собор), закономерную неизбежность, и даже выражал гордость в связи с тем, что Просвещение началось именно в христианских странах. Человек так думал. Этот способ мышления совершенно не обязательно проистекает из комплекса неполноценности перед разработчиками Плана Маршалла, и тем более из комплекса вины перед иудеями, поскольку это сюжет просто из другой оперы.
Другое дело, что старания мягко интегрировать в католический мир все то, что от него по разным причинам отпало за несколько последних веков, действительно сродни популярной в немецком истэблишменте 1990-х годов «теории переплетения» – романтическим расчетам на возвращение влияния без территориальной экспансии. Интернет-монополия США и достигнутая ее посредством информационно-психологическая форма господства поставила на этих мечтаниях не крест, а скорее тот символ, на который молился Стив Джобс – и возможно, кардинал Мартини, вслед за Джобсом отказавшийся от лечения собственной смертельной болезни, что было вполне созвучно его собственному оправданию эвтаназии.
Папа Бенедикт загнал себя в образ Дон Кихота, воюющего с ветряными мельницами: он увидел врага в релятивизме, а не в гностицизме, и соответственно, боролся, притом преимущественно в узком богословской сфере, со следствием, а не причиной мирового кризиса морали. Соответственно, его сбор «отпавших чад» вырождался в механическое собирание в кучку. Соответственно, этот кризис в его представлении никак не соприкасался с мировой финансовой катастрофой. Соответственно, он не предвидел и не мог предвидеть экономического аспекта десакрализации, к которому неумолимо вела развернутая против РКЦ информационно-психологическая кампания. Возможно, осенью 2011 года, когда папамобиль удирал по мадридским улочкам от толпы голых разрисованных людей, его пассажир впервые догадался, что его преследует не релятивизм, а что-то другое. А вся бездна институционального и персонального унижения раскрылась перед ним только 1 января 2013 года, когда за его актом милосердия – прощения камердинера Габриэле и программиста Шарпанетти – не последовала отмена экономических санкций.
Как и следовало ожидать, итальянские кардиналы увидели в уходе Бенедикта шанс на восстановление справедливости. Перенесенное ими унижение 2005 года, когда итальянская часть курии разделилась на сторонников иезуита-реформатора Мартини, «народника» Руини и «олигарха» Диониджи Теттаманци, кажется теперь преодолимым: Анджело Содано, обманувший сам себя, уже вышел в тираж – как, впрочем, и Вальтер Каспер. Отодвинутый тогда итальянский сторонник консервативного возрождения, теперь уже бывший кардинал Венеции Анджело Скола может стать основной ставкой – если салезианцы не упругся рогом, отказываясь сдать ославленного Бертоне.
Однако у Анджело Сколы есть своя слабость, которая всего восемь лет назад была преимуществом, – принадлежность к ордену Opus Dei. Самым логичным ходом для носителей «глобальной повестки дня», чтобы не пропустить такого кандидата, была бы «раскрутка» трескучих консерваторов-популистов из других частей света. Это уже происходит, и к этому приложил руку сам Бенедикт, вместе с африканцами произведший в прошлом году в кардиналы харизматичного американца, 62-летнего президента Коллегии епископов США Томаса Долана.