Клара и тень
Шрифт:
– Три!
– АааааааааааААААААААА!!!
Странно и потрясающе было смотреть на кричащее вниз головой лицо: на вершине, под пирамидообразным крохотным лбом, – огромный слепой глаз с розовым щупальцем; у основания – две зажатые морщинами щели. Все, кроме «Столика», закрыли уши руками.
– Черт, Вилли! – воскликнул Бенуа. – Не можешь заткнуть глотку этой идиотке? Так невозможно говорить!
Вилли де Бас отодвинулся от микрофона и отключил звук динамиков.
– Прости, Поль. Это Ширли Карлони. В апреле она сломалась, и ее оперировали, помнишь? Но в порядок ее не привели.
Босх припомнил, что это слово, «сломаться»,
– Сними ее на неделю, отмени препараты для гибкости, увеличь дозу обезболивающего и позвони хирургам, – сказал Бенуа.
– Это я и собирался сделать.
– Ну и будь добр, прикрути громкость своего замечательного динамика… О чем это я?.. Эйприл, не думай, я не хочу контролировать твою работу. Ты знаешь, до какой степени мы тебе доверяем. Но проблема… скажем так… несколько особая. Этот придурок уничтожил не девочку, а достояние человечества.
– Я за все отвечаю, Поль, – с улыбкой произнесла Вуд.
– Ты за все отвечаешь, чудесно, и я за все отвечаю. Мы все за всё отвечаем в нашей художественной компании, Эйприл. Если хочешь, можем так и сказать страховым компаниям: «Мы за все отвечаем». И нашим спонсорам и частным клиентам мы тоже можем это сказать: «Мы за все отвечаем». Потом устроим им обед в зале с десятью обнаженными картинами Рэйбека и пятьюдесятью изысканными украшениями в качестве столов, цветочных ваз и стульев а-ля Стейн, у них у всех отвиснет челюсть, а мы попросим у них еще денег. Но они скажут нам: «У вас изысканный интерьер, но, если агент вашей службы охраны может безнаказанно уничтожить ценную картину, кто после этого захочет страховать картины? И кто отдаст деньги, чтобы купить их?» – и будут правы.
Бенуа жестикулировал пустой чашкой. «Столик» уже давно ждал, пока он поставит чашку на доску, но увлеченный Бенуа этого не замечал. От украшения не исходило ни звука, ни жеста: оно просто присело на пятки и ожидало, сосредоточившись на поддержании равновесия. При дыхании его живот колыхался, и чайник слегка дрожал. Глядя на эту сцену, Босх почувствовал неуместное желание рассмеяться.
– Наша фирма основана на красоте, – говорил Бенуа, – но красота без власти – ничто. Представь, что умерли все рабы и фараону приходится самому таскать каменные глыбы…
– Он бы сломался, – добродушно заметил Босх.
– Искусство – это и есть власть, – отрезал Бенуа. – В стене крепости пробита брешь, Эйприл, и ты отвечаешь за то, чтоб ее закрыть.
Он наконец вспомнил о чашке и быстрым движением поставил ее на «Столик», который ловко поднялся.
В эту минуту цвет комнаты скользнул по спектру к более глубокому пурпуру, как при появлении грозового облака.
– Я хочу знать, что с Аннек, – послышалось на английском языке с гарлемским акцентом.
Все обернулись к экранам. Даже не глядя, они знали, что это Салли. Девушка опиралась на один из «козлов» в спортзале для картин, и камера снимала ее до середины бедер. На ней были футболка и шорты. В паху шорты западали. Она смыла краску растворителями, но, несмотря на это, ее эбеново-черная кожа поблескивала темным пурпуром. Желтая этикетка, свисавшая с шеи, была исключением.
– Я не верю в рассказы о гриппе… Единственная причина, по которой снимают картины в этой дурацкой коллекции, –
Вилли де Бас отключил микрофоны и поспешно заговорил с Бенуа:
– Поль, мы сказали картинам, что у Аннек грипп.
– Черт побери, – пробормотал Бенуа.
Салли не переставая улыбалась. Более того, она выглядела счастливой. Босх подумал, что, скорее всего, она накачалась наркотиками.
– Посмотри на мою кожу, папаша Вилли: посмотри на мои руки и сюда, на живот… Если ты выключишь свет, меня все равно будет видно. Моя кожа – передержанная клубника. Смотрю на нее, и хочется есть сливы. В таком виде я с прошлого года, и меня не снимали ни одного разочка. Или ломаешься, или выставляешься, какой тут грипп. Но ни Аннек, ни я не можем сломаться, правда же?.. Наши позы с прямой спиной удобнее, чем у большинства других. Вам повезло, так все говорят. «Ну и повезло!» – завидуют… А я скажу: как посмотреть… Это правда, другие картины после рабочего дня уносят на носилках… Нам же, напротив, завидуют, потому что мы можем ходить без боли в спине и нам не нужны имплантаты препаратов для гибкости, с которыми можно попасть в правую голень правой же ногой, так ведь, папаша Вилли?.. Но это отделяет нас от остальных, поскольку мы не относимся к официальной группе сломанных… Так что не обманывайте меня. Что там с Аннек? Почему ее сняли?
– Черт побери, – снова сказал Бенуа.
– Она может устроить скандал, – сказал де Бас, поворачиваясь к Бенуа.
– Она устроит скандал, – уточнил один из помощников.
– Что происходит, папаша Вилли?.. Почему ты молчишь?..
Бенуа возмущенно выругался и встал.
– Дай мне, Вилли. Зачем ты сказал ей эту глупость про грипп?
– А что им было говорить?
– Папаша Вилли? Ты тут?..
Бенуа быстрыми шажками подошел к де Басу.
– Эта картина стоит тридцать миллионов долларов, Вилли. Тридцать лимонов и ежемесячное содержание, о котором я лучше помолчу… – Он взял микрофон, протянутый де Басом. – И заменить ее нельзя: владелец хочет ее. Тут нужно действовать осторожно…
Голос Бенуа внезапно стал необычайно сладким:
– Салли? Это Поль Бенуа.
– Ух ты! – Салли вытащила указательные пальцы из карманов и поставила руки на пояс. – Сам дедуля Поль… Какая честь, дедуля Поль… Дедуля Поль всегда берет трубку, когда нужно что-то исправить, так ведь?..
«Она точно накачалась», – подумал Босх. Салли растягивала фразы, а во время пауз не закрывала до конца свой пухлый рот. Босху она казалась одной из самых прекрасных картин в коллекции.
– Именно, – ласково согласился Бенуа. – У нас тут так заведено: Вилли платят меньше, чем мне, и поэтому он говорит больше глупостей. Но сейчас вышло чистое совпадение. Я в Вене проездом, и мне захотелось прийти вас проведать.
– Ну так мой тебе совет, дедуля, не заходи в спортзал. Некоторые цветы стали плотоядными. Говорят, что ты лучше ухаживаешь за своими собаками в Нормандии, чем за нами.
– Не верю, не верю. Ты очень гадкая девочка, Салли.
– Что случилось с Аннек, дедуля? Для разнообразия скажи правду.
– С Аннек все в порядке, – ответил Бенуа. – Просто Мэтр захотел снять ее на несколько недель, чтобы прорисовать некоторые детали.
Глупое объяснение, но Босх знал, что у Бенуа богатый опыт по обману картин.