Класс коррекции
Шрифт:
Вадик сунул в рот палец, видно было, что это слово ему незнакомо.
— Не знаю… Вряд ли… Такой, с мордой… У нас дома тоже такой был…
— В общем, охранник, — подытожил я. — Ладно. А почему ты, Юрка, не позвонил? Зачем было на улицу-то переться? Ты же больной, тебе нельзя…
— Я звонил, — сказал Юрка. То ли от сумерек, то ли еще отчего, но он показался мне каким-то сине-зеленым. Как водоросли, которые мы на биологии проходили. — Но никого дома не было. Ни тебя, ни Пашки, ни Иглич. Только Игорь Овсянников. Он сейчас сюда придет. А больше
С улицы Космонавтов прямо из начавшейся метели легкой трусцой выбежал Игорь Овсянников. Юрка осветил его фонариком. Он подбежал к нам и остановился, переводя дыхание. Таракан тоже подтянулся поближе. Редкие прохожие пялились на нас с удивлением (инвалидная коляска явно притягивала их взгляд) и обходили по проезжей части.
Все одноклассники и малыш Вадик смотрели на меня и чего-то ждали. Мне показалось, что где-то я про все это уже читал. Там, где я читал, все кончилось хорошо. Герой привел всех в победе. Но что-то я сомневаюсь…
— Нужна связь, — сказал я.
Вадик молча вынул из-за пазухи мобильник и передал мне. Я, в свою очередь, передал его Юрке. Потом достал из кармана потрепанную записную книжку, в которой были телефоны всех одноклассников. (Несколько лет я всегда таскал ее с собой, но почти никогда никому не звонил. Неужели предвидел?)
— Давай общий сбор. За Пашкой пусть зайдет Горохов, у него телефон давно за неуплату отключили. Митьку звать, Витька пусть дома с Милкой сидит. Скажет ему, чтобы слушался… ну, хоть меня. Мишане не звонить, слабое звено, хоть и умный. Я иду к Пантелею. Таракан, Ленка, Игорь — бегите, куда Вадик поведет. Старайтесь не прорваться даже, а просто шухер навести. Вопите там, зовите Стешку под окнами, камни бросайте. Надо, чтоб они занервничали, так мы выиграем время. Следите за подъездом… Вадик, ты их, конечно, не знаешь…
— Почему же, знаю, — невозмутимо сказал малыш. — Двое из троих в нашей школе учатся. Может, в 10 «А» или 11 «А» классах.
— Та-ак, — я сжал кулаки и почувствовал, как ногти с противным скрежещущим звуком вошли в кожу ладоней. Только бы не сорваться! — Значит так, ты, Ленка, идешь с ними до дома, а потом сразу — обратно в гимназию. Постарайся узнать, хоть как, кто из «ашек»-старшеклассников в этом доме живет. У них допоздна факультативы, кружки, кого-нибудь да застанешь. Это должен быть кто-нибудь из шишек, детей спонсоров. В общем, сама сообразишь. Если узнаешь наверняка, беги в милицию, к свекле. Всем ясно, что делать?
— Я соберу народ. Потом? — спокойно спросил Юрка. Губы у него были отчетливо синими. Может, от холода?
— Игорь или Таракан прибегут за вами. Соберем всех — будем воевать. Нельзя им Стешу отдать. Это только кажется, что она не чувствует ничего. Так?
Я обвел всех взглядом. Все по очереди кивнули, будто принимали присягу.
Я тоже кивнул и побежал так, как не бегал никогда в жизни. Учитель по физкультуре говорил, что у меня хорошие легкоатлетические данные, но неспортивный характер. Вот сейчас и проверим.
И все время свербила мысль, что я еще чего-то не понял. Услышал, но не понял.
Глава 22
Пантелея я, как и предполагал, нашел на рынке. Он стоял возле шашлычной и базарил с двумя молодыми хачиками. Поодаль Пантелеева внимания дожидались два оборвыша лет по двенадцать, насколько я мог судить, — члены его бригады.
— Пантелей, дело есть, — я шагнул вперед.
Пантелей удивленно глянул на меня, узнал, сначала раздражился, а потом, почти сразу же, — озаботился. Знал, что просто так я к нему на рынок нипочем не приду.
Махнул мне приветственно рукой, быстренько закруглил разговор с хачиками, подошел. (Оборвыши беззвучно и злобно, как собаки, оскалили грязные зубы.)
— Привет, Антон. Что случилось? Хочешь, зайдем, съедим шаверму? Я угощаю…
— Спасибо, Пантелей (я понял, что на свой, пантелеевский, манер он проявил ко мне верх уважения и гостеприимства, и действительно был ему за это благодарен). Просто времени нет. Стешку какие-то подонки увели…
Я в двух словах описал ему ситуацию. Пантелей не задал ни одного вопроса. Задумался.
— Зачем мне все это? — наконец спросил он. — Я Стешке не сторож. Рано или поздно все равно кто-то ее… Мне уже шестнадцать будет, я, если что, под суд пойду. И люди мои… Там же, ты сам сказал, сыночки каких-то шишек, у которых заранее все куплено. Зачем мне это, Антон?
— Низачем, — честно ответил я. — Всем низачем. Если ты потом сможешь нормально жрать, пить и все такое, то тебе — низачем. Решай сейчас. Стешка — она у нас вроде тестирования. Помнишь, психологи проводили?
— Помню, — Пантелей кивнул коротко стриженной головой. — А на что тест?
— Не знаю, — я, может, и знал, но нормальные пацаны таких слов вслух не говорят. Пантелей первый же меня уважать перестал бы. Записал бы сразу в ботаники.
Пантелей сунул руку за пазуху, пошарил там, словно ловил кого-то, потом сжал в кулаке.
— Где сбор-то? — спросил он. — Пусть меня там ждет кто. Ну, хоть инвалид. Если через полчаса не приду, то — все. Лады?
— Лады, Пантелей, — сказал я и сжал его похожую на кусочек фанеры ладонь.
Когда я бежал обратно, то едва не столкнулся с мальчишкой, буквально вставшим на моем пути. Некоторое время я смотрел на него, не узнавая.
— Они сказали, что ничего плохого ей не сделают, — пробурчал мальчишка, глядя на мои кроссовки. — А потом много денег дадут. Больше, чем нам.
Тут я узнал Шакала Табаки и едва сходу не убил его. Для тех, кто разбирается в литературе: мои слова — не метафора и не гипербола. Я действительно мог в тот момент убить Табаки. Задушить или еще как. Остановил себя буквально на краю. Вот он, меч. Только протяни руку — и уже начинается.
— Зачем ты мне это говоришь, ублюдок?! — я встряхнул Табаки за плечи, он болтался, как тряпка, а зубы противно лязгали.